Володя протянул руки, и Осип Михалыч передал из кузова топоры. Но потом на землю спрыгнули Фишкин с Санькой, и остальной груз он стал передавать им. А Володя зря стоял у борта, стараясь встретиться глазами с Осипом Михалычем — тот будто не замечал его. Тогда Володя отошел к шоферу. Он нагнулся и сказал, чтобы никто не слышал:
— Сегодня за нами будь к двум часам.
— Мне все равно, — сказал шофер. — Хоть совсем не работайте.
* * *
— Покурим, — сказал Осип Михалыч, когда Володя взялся проверять инструмент, — торопиться некуда.
— Да, куда торопиться-то? Успеем еще, — подхватил Фишкин.
Володя не стал возражать и присел на обочину, где собралась подчиненная ему бригада: Осип Михалыч, Фишкин и Санька. Как все, так и он. Противопоставлять себя значит наживать врагов, дядька об этом правильно сказал. А враги тебя могут так зажать, что не только вверх пробиться, но и вздохнуть не сможешь, — тут будь настороже, как на погранзаставе. Дядька видел жизнь, он врать не станет, потому что умные люди не врут.
Когда гул машины стих далеко за деревьями, стали разбирать инструмент. Осип Михалыч взял топор из общей кучи. Фишкин тоже взял топор и отошел в сторону. Володя посмотрел, как Санька пыхтя возится с бензопилой, и подошел к нему.
— Пупок развяжется, дай-ка… — сказал он.
Санька без слов подчинился, а он, чтобы не резало плечо, стал подкладывать свернутый носовой платок.
— Эх, разве так пилу носят? Кто же так пилу берет? — засмеялся Фишкин. — Ты руку сквозь просунь, сквозь!
Володя попробовал — совсем другое дело. Стало удобнее, и в освободившуюся руку можно взять канистру с бензином.
— Ты, Фишкин, просто гений! — пошутил Володя и зашагал вперед. Оставшиеся два топора достались Саньке.
Как всегда рано утром, идти было очень хорошо. Потому что солнце приятно грело спину; потому что август в лесу — очень красивое время; потому что сегодня по дороге еще никто не прошел, ты — первый, а ничего нет приятнее, чем быть первым.
Время от времени Володя оборачивался и осматривал их маленькую колонну. Эту привычку он привез из погранвойск: бригадир, как и старшина, отвечает за порядок в коллективе. А с него спрос еще строже: молодой, только что из армии и сразу в начальство. Тут в лепешку разбейся, а не дай повода о себе пересудов устраивать — что не справляется, мол. И он часто оглядывался, не отстал ли кто, все ли в сохранности.
А еще он всматривался в полутьму между деревьями, потому как знал, что среди тишины, среди благополучия может случиться такая неожиданность, что ахнешь. Не военная, конечно, здесь все же не армия, — безопасная неожиданность. Например, возле ручья неделю подряд они вспугивали глухаря: черного, большого, с красными глазами. Он ошарашенно вырывался прямо из-под ног и долго летел по просеке, шурша крыльями. Или лось из кустов выскочит — со здоровенными рогами, полтонны мяса — и испарится тут же. «Кого только в лесу нет, чего только не случается, — подумал Володя, — а все потому, что здесь свои законы и изменить их так же трудно, как и всякие другие законы».