– Да подожди ты, Ботвила, дай Тоту сказать. Что, не согласен ты с нами? Людей жалеешь?
– Пожалуй, что и жалею. Тяжело им, разве не так?
– Жалеешь, значит. А что не чтут они нас, жертвы не несут, погреть не хотят? Катале дров притащили – и бежать, а кто и слова не молвил. Камушек полегче подкатили, да и в Дома. Это правильно?
– Надо, надо постращать, давно пора! Мор бы ещё хорошо, особенно на деток, – ох побегут мамки молить, ох побегут!..
Хлынуло с новой силой, а порыв ветра обрушил на кострище покосившийся навес.
– Стращать… А перемрут все или, к примеру, уйдут в другие места? Лучше будет, слаще, теплее?
– Не перемрут.
– Ага, пусть так. Не помрут, не уйдут. А только с горя да страха совсем ходить сюда забудут. Им же теперь мост ладить придётся, навес вон… А у самих в хозяйстве разор. До того ли, рассудите! А если ещё эпидемия… в смысле мор…
– Вечно ты слова свои! И откуда они у тебя? Велетень, он опять же!..
– Подожди, Сустон. Так что, Тот, говоришь, бросят нас? Забудут? А мы подскажем, шепнём… Одарим кого надо. Мальчишку вон, каталу! Не поймут?
Пауза. Невнятное бормотание сквозь шум дождя.
– Ну, это уже что-то. Нужен контраст, поймите! Между карой и поощрением, кнутом и пряником…
– Ну вот, он опять!..
– Я про разницу. Так – плохо, а так – хорошо. Без нас должно быть плохо. Ну, не надо совсем уж мор… но чтобы плохо. Пришёл, попросил, проявил уважение – получи пряник. Ну, этот… хлеба ломоть. Рыбу туп. Ретьку с кулак. Берестянок навалом.
– Страх забудут. Мор нужен! Мор!
– Страх, страх… А пусть полюбят!
Заговорили все разом. Треск, скрежет, болботанье.
– Всё, тишина!
Это Велетень. Всех перекрыл своим голосом, и даже дождь притих.
– Думать стану. Потом. А сейчас, Тот, говори своё, слушать будем.
…Тот говорил долго, много.
Никогда еще не слышали капеи такой длинной речи. Про то, как будут их резать из камня, – красивых, больших. Как в крепкие дома поселят, назовут – Храмы. Как на досках намалюют, зажгут для них маленькие огни, каждому, – и тепло будет всегда рядом. Как будут с ними не только говорить, но и петь особые песни. Долгие, красивые.
Заслушались, молчали.
Откуда Тот всё это взял, не спрашивали. Знали – не сейчас пришёл Тот, он – давний. Должно быть, помнит другое, или видел, или просто знает. Потому и блестит в нем то, что не дерево и не камень.
Так и пришло утро.
Вернулся иззябший Чиль, дрожащими руками отвалил с кострища камни, чудом затеплил огонь, и мокрые доски рухнувшего навеса загорелись вдруг лёгким высоким пламенем.
…Он оказался очень восприимчивым, этот молодой катала.