Кстати, к вопросу о том, что можно брать на войне. Что с бою взято — то свято, еще Суворов говорил, а он понимал в таких делах. Это значит, что у врага можно брать все.
У мирных, конечно, брать ничего нельзя: мародерство. Но все, что принадлежит врагу, — это законный трофей. Еще недопустимым считается забирать что-то с врага, убитого не тобой, если известно, чей это боевой результат. Кто завалил — тот и распоряжается трофеями.
А вообще, с этими всеми делами нужно осторожнее, особенно на зачистках. Шанс нарваться на заминированное барахло очень велик. Тела тоже минируются: сунуть «эфку» без чеки под труп — пара пустяков.
Вышли к сепарскому укрепрайону под виадуком. Всюду были свежие следы боя, кипевшего трое суток назад. Под мостом горелые, перекрученные взрывами автомобили — здесь прошли танки Паши Вовка.
Сепаров не было. Не выдержав удара наших ребят 21 июля и трехсуточного артобстрела, они спешно отошли из Первомайского. Кое-где валялось брошенное снаряжение, медицинские принадлежности, колорадские ленточки…
Сепарский взводный опорный пункт у виадука при въезде в Первомайское
Укрепрайон, основательно перепаханный артиллерией, все равно производил впечатление — траншеи полного профиля, ходы сообщения, блиндажи в три наката.
На въезде в поселок стоял наш развороченный танк, тот, у которого после попадания взорвалась боеукладка. Покореженная броня казалась ржавой от вылизавшего ее огня. Перевернутая башня лежала на обочине, несколько домов по обе стороны дороги были разрушены взрывной волной. Один из неразорвавшихся снарядов валялся метрах в тридцати от танка.
Подтянулись правосеки и фотокорреспонденты. Началась зачистка Первомайского. Ну как, зачистка: скорее проверка — сопротивления-то не было…
Часов до 16 мы занимались поселком: проверили каждый дом. Местные жители выносили нам воду из своих колодцев, предлагали еду. В целом, настроены были, конечно, настороженно.
Вернулись в Пески. Комбриг, что-то обсуждая с Медведюком и главным правосеком, увидел какого-то свежепьяного механа с БМП мотострелков и начистил ему морду.
Мы разлеглись на обочине, у МАЗа, отдыхали. Вымотался я довольно сильно, учитывая, что третьи сутки почти ничего не ел.
Начался минометный обстрел, стали рваться 120-ки. Лежа, взрывную волну мы не ощущали, а вот комбриг стоял. Хотя рвалось не совсем рядом с нами, Микац попал в резонанс, и его контузило.
К 17 часам поступил приказ возвращаться на базу.
Вернулись, помылись, поели. Контуженный комбриг, придя в мрачное расположение духа, решил уделить внимание не только фронтовым операциям, но и моральному облику личного состава 2-й БТГР, а именно борьбе с пьянством.