Потемнело покрытое облаками небо и слилось на горизонте с землею, притихнувшей в вечернем безмолвии. Вода в Колве почернела и глухо журчала внизу, у подножия холма, увенчанного валами и сторожевыми башенками городка.
Жители Покчи крепко спали, утомившись дневными работами, которых у них было не мало. Отовсюду несся здоровый храп намаявшихся людей, спешивших воспользоваться ночным отдыхом. Только князь Микал не мог заснуть, взволнованный полученным известием о походе Москвы на Пермь Великую, что грозило крушением всех его планов о благосостоянии родной страны. Да и мысль о предательстве православной веры, внезапно пришедшая ему в голову, не давала покоя. Он думал и придумать не мог, на какую бы меру решиться, чтобы спасти себя от московского владычества…
«Погибель, погибель нам грозит! — стучало у него в голове, удрученной тяжелой заботой. — С Москвою куда нам тягаться!.. Придется, видно, с великой честью новгородцев пришлых принять, авось они взаправду с москвитянами биться пожелают, а это нам на руку будет. А ежели новгородцы откажутся, Москва нас сразу прихлопнет, как малую букашку какую!..»
Он медленно поднял глаза на икону, подумал, покачал головой и, сердито насупившись, вышел на улицу, чтобы проветриться и привести в порядок свои мысли.
Кругом стояла тишина. Воздух был влажен и неподвижен. От реки несло холодком, властно забиравшимся под одежду. Слышалось чириканье какой-то птички, рассыпавшейся звонкими трелями. Временами ухал филин, кричавший дикими голосами, производившими странное впечатление в ночной тишине…
Князю сделалось жутко от хохочущих пронзительных звуков, испускаемых противною птицей. Он быстро взошел на сторожевую башенку, где стоял один из четырех караульных, охранявших мирный покой спавших жителей городка.
— Кто идет? — окликнул его караульный по-пермяцки.
— Я, — по-пермяцки же отвечал Микал. — Что слышно?
— Ничего не слышно, князь высокий. Только сюзь-птица[29] в лесу горло дерет.
— Не к добру эта птица кричит, — задумчиво промолвил князь. — Бывает, она беду на людей накликает. Не люблю я голос ее слышать.
— Да может во сне она ухает? Не всегда же ведь на худо она горло дерет…
Микал промолчал на это и начал пристально глядеть в темноту с высоты башенки, исполнившись какого-то странного предчувствия.
Вдруг в глубине леса, из-за оврага, послышалось громкое воронье карканье. Из-под берега Колвы отозвался точно такой же звук. Со стороны речки Кемзелки закаркали те же вороны, как будто перекликавшиеся между собою… Долетел сухой треск валежника, захрустевшего под чьими-то ногами… За валами раздался шорох…