— А еще я скажу тебе, князь высокий… — начал было Ладмер, видимо готовясь обратить внимание Микала на какое-то обстоятельство, неблагоприятное для Максима. Но тут Микал остановил его возгласом:
— Постой-ка, постой! Кажись, под окном кричит кто-то… и громко, безумно кричит… Не стряслась ли беда какая?
И он подбежал к окну, открытому по случаю теплого времени.
В воздухе пронесся отчаянный вопль, раздавшийся на дворе княжеского дома.
— Москва идет! Москва! — кричали наперебой два голоса, хрипло выговаривая слова. — На Черной реке мы видели!.. Пустите нас к князю высокому!.. Дома ли князь высокий?..
Микал отшатнулся от окна, потрясенный ужасною новостью. Лицо его побледнело как полотно, задергавшись от внутреннего волнения, руки и ноги задрожали, по коже пробежал мороз, проникнувший до самого сердца… Известие поразило его как громом. Туча была уже над головою… Приближалась страшная минута — минута борьбы с Москвою, известною своими отважными ратниками. А у них, пермян, какие воины? Эх, кабы новгородцев поболее было!..
«Но все-таки поборемся мы!» — подумал Микал и, оправившись от первого испуга, которого он уже стыдился перед Ладмером и игуменом, приказал ввести нежданных вестников, кричавших во весь голос о появлении врага на Черной реке.
На пороге показались два человека в грязных изодранных одеждах, казавшихся сплошными лохмотьями, с босыми окровавленными ногами, истерзанными при ходьбе по лесным тропинкам. Волосы на головах у них были всклокочены, лица опухли и изобиловали глубокими царапинами, полученными, вероятно, при быстром беге по девственной целине пермских лесов; в глазах застыло выражение тупого испуга, придававшего им вид загнанных зайцев.
— Где москвитяне? — взволнованно спросил их Микал, порывисто вскакивая с места навстречу вошедшим.
— Буди здрав, князь высокий!.. — начали было отвешивать те поклоны, считая первым долгом приветствовать своего повелителя, но последнему было не до приветствий.
— Ладно, здоров я довольно!.. — отмахнулся он, нетерпеливо топчась на месте. — Такое ли время теперь… О пустяках ли толковать вам подобает?.. Говорите, где москвитяне?
— На Черной реке мы их видели… Плоты они строить принялися… Оттуда мы сюда прибегли… прямиком по лесу бежали…
— Как вы увидели их? Говорите-ка все по порядку. Да смотрите, правду говорите, не путайте.
И Микал впился глазами в вестников, ожидая их подробного рассказа.
Один из них начал говорить.
— Были мы на Черной реке с товарищами, рыбу в верховьях ловили да за лесной тропой глядели, по которой в Старую Пермь ходят. А до нас уж слух дошел, что, пожалуй, врага поджидать надо, ибо в Чердыне торговые люди московские обиду от народа получили за великое нахальство свое… А москвитяне ведь обид не прощают, хоть сами-то всех обижают, кого только могут, вестимо… Так вот, князь высокий, ловим мы рыбу на Черной реке, ловим да за тропой поглядываем, чтоб, значит, никого не пропущать без ведома своего. Только вдруг слышим мы раз далече в лесу и шум, и крик, и стукотню топоров, и трубу воинскую, а это нас так по сердцу и ударило… «Ну, — думаем мы, — не иначе как Москва идет! Надо, мол, ноги уносить скорее, пока враг не заметил нас!..» Одначе одумались мы, остановились, умишком своим пораскинули. Дело-то, мол, неладно у нас выйдет. Нельзя же, мол, сразу бежать, москвитян в лицо не повидавши. А повидать-то, мол, их да порассказать о том твоей милости княжьей— вот, мол, служба наша главная… И схоронились мы на сем берегу Черной реки, лодки свои в кусты позапрятали, сами под дерево подлезли, сидим, ждем. А с того берегу уж гул идет, надвигается сила неисчислимая, воронье над лесом поднялось, кружится да каркает на свою голову… «Эх, — думаем мы, — не попасть бы нам в руки московские!..» А они, москвитяне-то, в ту пору к реке подходить начали, оружьем на солнце поблескивают, топорами по деревьям постукивают, лошадей в поводу ведут, а на лошадях вьюки лежат, а во вьюках этих много кой-чего понавязано… Ну, подошли они к берегу, видим мы: впрямь москвитяне! Люди такие здоровые, молодцы на подбор один к другому, весело промеж собой перекликаются, а впереди старик едет на лошади, а на старике шапка железная позолоченная, а одежда из сукна цвета алого. Полагать надо, воевода ихний… Ладно, подошли они к берегу, а сзади еще много людей слышно, позаполнили они лес, может, не на один чемкос