Бремя государево (Лебедев) - страница 89

. Итак, на Русь, на Русь!.. И не долго собирался Бартом. В следующую же ночь после знаменательного видения Тимура сел он на доброго коня, выбрался за линию монгольских войск и пустился в неведомый путь…

Заключение

Тихо в русском стане, на берегу Оки-реки, где расположился сам великий князь московский Василий Дмитриевич. Ратников собралось уже около ста тысяч, считая в том числе детей боярских, всегда бывших наготове, но партии вооруженных людей продолжали прибывать в стан, изъявляя готовность сложить головы за родину свою да за веру православную. В Коломне, оставшейся позади, откуда и перешел великий князь на берега Оки, считали и счет потеряли собравшимся ратникам, проходившим через этот город.

— Ах, Господи, сколько людей на убой идет! — качали головами коломенцы, видевшие уже поход Дмитрия Донского на Мамая, и рассказывали, как на Куликово поле прошло около двухсот тысяч воинов, а обратно вернулось не более половины. — Точно косой всех скосило! — заключали они, вспоминая минувшее время.

— И нынче то же выйдет, если не хуже, — слышались тяжелые вздохи, и руки истово творили крестное знамение, а уста шептали молитвы, выливавшиеся из измученного сердца.

В воинском стане, раскинувшемся на берегу Оки-реки, все были преисполнены сознания важности грядущего подвига. Воины исповедовались и причащались, как перед смертным часом, и вели между собою беседы о страшном воителе, идущем покорять Русь. О Тимуре ходило множество разных рассказов, противоречащих один другому, так что из этих рассказов не представлялось возможности вывести верное заключение о личности предводителя монголов. Одно было несомненно, это — движение его к рязанским пределам, а затем продолжительная остановка на берегах Дона, приводившая в недоумение многих князей и воевод.

— Чего ж ради он на одном месте стоит? — удивлялся великий князь Василий Дмитриевич, получив уведомление об этом от Олега Рязанского, чуть не ежедневно посылавшего гонцов с грамотками. — Аль назад задумывает оборотиться?

— Не таков Тимур-хан, чтобы назад ворочаться, — возражали на это старые, опытные воеводы, уяснившие себе, на основании слухов, характер Тамерлана. — Другая причина тут. Какую-то каверзу он замышляет… Вот и стоит, думает…

— Ах, Господи! Хоть бы конец какой!.. — волновался Василий Дмитриевич, томившийся долгим ожиданием, и в сотый раз спрашивал у своих воевод о численности собиравшихся дружин, приводимых князьями и боярами.

В характере великого князя произошла заметная перемена. Всегда резкий и даже грубый в обращении с окружающими, неохотно посещавший храм Божий, теперь он обходился со всеми мягко и кротко, принимал всякое мнение и ежедневно слушал Божественную литургию, совершаемую в походной церкви. Приближенные радовались такому настроению своего государя, стряхнувшего с себя младое недомыслие и превратившегося в рассудительного мужа, не падавшего духом при известии о нашествии хана Тимура с четырьмястами тысяч монголов. Особенно одобрили все великого князя, когда он высказал мысль о перенесении в Москву чудотворного образа Владимирской Божьей Матери и тотчас же послал грамотку митрополиту с просьбою распорядиться по этому поводу.