В конце 1471 года князь Федор Давыдович, уже оправившись от ран, хотел было ехать в Коломну, где у него находилось много родовых и жалованных вотчин, как вдруг в одно морозное зимнее утро к нему явился дьяк с государева двора и объявил, что на завтрашний день назначено в Кремле собрание ближних бояр и воевод для суждения по какому-то делу, куда великий князь повелевает явиться и Пестрому.
— А не знаешь ты, дело какое? — полюбопытствовал боярин, выслушав слова дьяка.
— Досконально не знаю, княже, а кажись, о Перми Великой суждение пойдет, — отвечал дьяк. — Больно уж зол государь на людей пермских…
— Это которые зырянами зовутся, на тех, что ли?
— Нет, это другой народ, не зыряне[18], а настоящие, коренные пермяне, которые по край Каменного Пояса[19] живут. С Волги-реки к ним попадают.
— Знаю, слыхал о таких. Говорят, там недавно еще вера Христова воссияла по трудам зырянского святителя Ионы?
— Верно изволишь молвить, княже. Десятый уж год пошел, как пермяне владыкой Ионой окрещены. Только нынче смута там творится. Возненавидели пермяне имя русское и, кажись, на веру Христову сердцем восстают…
— Ах, Господи, грех какой! — перекрестился Пестрый. — Чтой-то над ними приключилося?
— А не иначе как дух новгородский в них вселился, — решил дьяк. — Потому как давно они дань платят Новгороду буйному. Ну, и нахватались духу вольного, новгородского, задумали над Москвой посмеяться. Да за одно и верой Христовой пренебречь… Смута такая там пошла, что Боже упаси!..
— Ишь ты, народец какой! Туда же, подумаешь, суются!.. А смута-то какая у них вышла?
— Торговых людей наших обидели они, просто как липок обобрали. Мы, говорит, вашего государя не боимся! Мы, говорит, Москве поклоны не бьем! Мы, говорит, даже новгородцев не особенно жаловали, а москвитян тем паче не трухаем! Вот-де вам сказ наш пермский!.. Ну, и забрали все товары, какие при наших москвичах были, а самих-то их взашей протолкали. Еле добрались они до Москвы, чуть не нагишом пришли. Ладно еще помогли им попы пермские, а то пропадать бы пришлось, как собакам!..
— Ну, дела! Ну, дела! — только развел руками Пестрый. — Не по разуму зазнались пермяне. Большую смелость взяли на себя. А это им даром не пройдет. С государем нашим шутки плохи. Не спустит он дерзость подобную, покажет озорникам, как с русскими жить полагается… Так гневается, говоришь ты, княже великий, а? — Спросил он у дьяка, почтительно стоявшего перед ним.
— Ужасти как гневается! Даже ногой топнул, как услышал о такой продерзости пермской. Проучу, говорит, я этих разбойников! Да и веру православную, говорит, спасать надобно!.. Сами ведь обиженные ему жаловались, всю подноготную выложили, что и как вышло…