В очередной раз набираю в легкие воздух, приподнимаю руку, собираюсь постучать, но неожиданно дверь сама резко распахивается, и я проваливаюсь в пустоту, едва не задев лицо маминой младшей сестры — Мэри-Линетт.
— Ариадна, — говорит она и улыбается. Глаза у тети Мэри светло-изумрудные. Таких я ни у кого прежде не встречала. — Наконец, ты приехала.
— Да. — Я киваю. — Приехала.
Мэри-Линетт назвали в честь актрис, прославившихся и потухнувших еще в далеких 50-х годах. Родители долго не могли определиться, какое имя больше подходит, и в итоге решили не заморачиваться.
Мама часто рассказывала мне эту историю. Все время смеялась. Мама.
Я отворачиваюсь и крепко стискиваю в кулаки пальцы. Каждое воспоминание о ней делает мне больно. Очень больно. Я чувствую, как вспыхивает лицо, щеки, лоб. Как тело в мгновение превращается в факел, и я ничего не могу с этим поделать. Просто горю.
— Ариадна, — шепчет тетя Мэри, кладет ладонь на мое плечо, и пожар, пылающий во мне, неожиданно утихает. Я растерянно застываю. — Когда-нибудь тебе станет легче.
— Что?
— Проходи в дом. Норин чувствовала, что ты подъезжаешь. Сделала чай и разогрела еду. Ты ведь проголодалась, верно? — Она смотрит на меня огромными глазами, а я просто молчу. Давно мне не было так спокойно… Однако едва тетя отнимает руку от моего плеча, как тут же тревога вонзается острым клинком в живот, и я горблю спину. Что за черт?
— Мне нужно…
— Не стой на пороге. Я занесу вещи. Давай же, проходи, Ари. Проходи.
Мэри-Линетт затаскивает меня в коттедж, а сама энергично подхватывает с крыльца сумки. Откуда у нее столько сил? На самом деле, Мэри старше меня лет на десять. Она не похожа на типичных представителей молодежи, но в ее глазах горит огонек свойственный малолетним авантюристам, которые еще не представляют, в какое дерьмо они ввязались. Жизнь ведь дерьмо. Я смогла бы написать об этом книгу.
Мэри захлопывает за нами дверь и кивает мне, зазывая вглубь дома. Здесь темновато и пахнет какими-то травами. На стенах приуныли потертые зеркала разной формы, черно-белые фотографии. Под подошвой кроссовок скрипят половицы. Слышу, как тикают часы, и приподнимаю подбородок, пытаясь их найти.
— Ты хорошо выглядишь, — улыбается тетя Мэри и вскидывает острый подбородок, — ты красавица. Сколько сердец уже разбила, признавайся?
— Ничего я не разбивала. — Безучастно отворачиваюсь. Глупый разговор. Не хочу вид делать, будто бы все в порядке, и обсуждать парней — нормально. Ненормально. Я здесь не потому, что соскучилась по Мэри или Норин, а потому что умерли мои родители, и было бы странно выбросить этот факт из головы. — И выгляжу я обычно.