— А что сейчас уцелело в Европе? — спросил Алексей.
— А черт его знает! Мы ими мало интересуемся. Знаю, что вся Северная Европа была завалена снегом и льдом, а какую‑то промышленность сохранила только Германия. Во Франции и Италии населения осталось чуть, а англичан, похоже, не осталось совсем. На Украине и в Польше еще кто‑то живет, несколько лет назад они просились в Россию, но кому это нужно! У нас у самих пока с продовольствием не очень, вспомни свое рагу. Но положение понемногу выправляется, скоро уже начнем все сажать в открытом грунте.
— Для чего тогда принимали всех эмигрантов? Понятно, что у нас было много территории, которую не затронула катастрофа, но ведь их еще нужно было кормить!
— Говори об этом потише! — оглянулся Алекс. — Об этом не принято болтать, да и власть подобные разговоры не поощряет. Мы тогда принимали далеко не всех, а с разбором. Есть разница, принимаешь ли ты врача или инженера, или какого‑нибудь клерка. Клерков тоже брали, только мало кто из них выжил. Строительство реакторов мало чем отличалось от каторги. Да и на подземных работах часто гибли. Все приходилось делать в спешке, на безопасность часто плевали.
— А сколько сейчас пришлых и вообще населения?
— Точных данных в Сети нет. Всего около ста миллионов, из них половина пришлых и их дети от смешанных семей.
— И многие смешиваются?
— Ну ты и спросил! — сказал Алекс. — Лично я знаю очень много смешанных пар. Для русских национальность никогда особой роли не играла. Язык все выучили в первые годы, а потом и наши почти все стали говорить по–английски. Фактически сейчас в России два языка, хотя официальный только один русский.
— А как такое вливание крови подействовало на народ? — спросил Алексей.
— Это смотря с какой стороны рассматривать, — сказал Алекс, останавливаясь перед высотным зданием. — Мы уже пришли. Мое казино в первом этаже этой башни. Ладно, пять минут у меня еще есть. Эмигранты подействовали очень по–разному. Разгильдяйства стало гораздо меньше, все работают без дураков, но и тараканов своих притащили много. Те же однополые браки пошли от них. Раньше у нас такое непотребство было запрещено, а потом узаконили. Наверное, еще и из‑за того, что снижается рождаемость. Потом у них были разрешены сексуальные услуги детей. У нас за такое до сих пор наказывают, но детских пард уже выпускают.
— Да, я их видел в отеле.
— Есть и живые дети, но нелегально. Если поймают, виновных отсылают на каторгу. Это на Дальнем Востоке, а там долго не заживешься. С наркотиками тоже стало хуже. У нас своих уродов было достаточно, так добавились пришлые. Пока было военное положение, все сидели тихо, а сейчас поперла такая гнусь! Секты эти гребаные! Все, Алексей, мне пора. Обедаю я в два, так что можем увидеться. Прихожу я всегда в одно и то же время. Бывай!