Рыба оказалась превкусной. Сергей старательно отделил от костей пахучий кусочек и с чайной ложечки предложил сыну. Петя охотно съел, стукнул ладошкой по тарелке, требуя еще.
— Ешь, богатырь, — ласково поощрял отец. — В рыбе большая сила.
За чаем Сергей размечтался. «В июне испытываем новую модель. Возьму вас с собой на базу. А что? Там хорошо: лес, канал и все такое. Позагораем, воздухом подышим. Благодать…»
Таня обратила внимание, что у сына и отца совершено одинаковый цвет волос, хотя в остальном их сходство мало заметно.
Надо в химчистку сходить и в молочный — машинально прикидывала она. Потом подумала о своей затее и обрадовалась: «Хорошо, что ни до кого не дозвонилась. Вот была бы картина, представляю». Она виновато глянула на мужнин затылок, вздохнула и повязала синий с белыми кружевцами передник, подарок свекрови на Восьмое марта.
Оглушенный вчерашним застольем, Геннадий спал тяжело, со сновидениями. Обрывки поздравительных тостов, неестественно крупные красные лица чередовались долго, шумно, пока, наконец, один общий гул (или гром) не оборвал смутную картину. Геннадий открыл глаза. Он лежал в одноместном «люксе» по здешним нормам фешенебельной гостиницы «Дружба». Рижская мебель светлого дерева, ковровая дорожка, телевизор, эстамп на стене. За окном тарахтел грузовик, разгружали ящики, звенела пустая стеклянная посуда.
Геннадий встал, вынул из холодильника бутылку минеральной воды, открыл и приложился к горлышку. Его жена терпеть не могла такие повадки и всячески их искореняла. Еще ей не нравилось, как он шаркает тапочками, что употребляет просторечия в беседах с приятелями. «Ты же культурный человек!» — упрекала она его, одергивая при случае. Впрочем, сейчас жены не было рядом. Вчера на банкете он впервые за много месяцев «расслабился»: говорил, слегка заплетаясь, «кажись» вместо «кажется», совершенно игнорировал нож, держа отбивную котлету, зажаренную в сухарях, прямо рукой. Вчера он был герой. Его хвалили, сулили перспективы… Конечно, он герой. Его установка дала блестящие результаты. Три года он ждал триумфа, лелеял счастливый миг. И вот — свершилось. Кто бы мог подумать, такой молодой — и уже своя установка.
Геннадий сладко поежился, поискал в пиджаке, висящем на стуле, сигареты и закурил. «Эх, как бы сейчас вознегодовала Алечка! — думал он. — Курить натощак — безрассудство!» Однако, негодуя на его слабость, она тем не менее не торопилась обеспечить ему нормальное питание по утрам.
Завтрак он готовил сам. На двоих. Пока Алена тренировала брюшной пресс, то есть сгибалась и разгибалась под гром рок-н-рола. Я твоя голубка, говорила жена, впархивая на кухню в чем-то голубом, размашистом и полупрозрачном. «Яишницу каждый день вредно», — заявляла она, требовала тонкий, изящный бутерброд и успевала, выпив чашку кофе, что-нибудь задеть, смахнуть со стола широким рукавом. Она долго одевалась, примеривалась, повторяя с удовольствием: «Мы хороши, милы, очаровательны!»