Нина с Тамарой пришли в самый разгар, когда стихийно сколоченная группа «посвященных» диктовала режим.
Подруги раздевались.
Нина пришла сюда впервые и с удивлением отмечала потолки во влажных потеках, затоптанные половики, обшарпанные диваны и даже — о боже, господи! — плоского бурого таракана в дверной щели. Она ежилась и, стесняясь, поворачивалась к соседям боком.
Подруга же была весело возбуждена. Лукаво подмигивала: не робей! Будешь довольна.
В парной они высидели три минуты. И, когда женщины принялись махать вениками, нагнетая и без того горячий воздух и брызгаться, тяжело выбрались в предбанник.
— Сердце заходится, — заворачиваясь в простыню и валясь на лавку, пожаловалась Нина.
— С непривычки! — невозмутимая Тамара довольно жмурилась. От ее красной спины поднимался пар. — Сейчас отдохнем, опять пойдем.
— Может, хватит? — слабо попросила Нина.
— Ты что? Впервые выбралась и нате! Нет уж. Получишь полный комплекс, поняла? Выйдешь отсюда, как огурчик молодой. Я из тебя все беды-хвори выживу. Долой женскую тоску! Долой кислятину душевную. Что, опять о своем Сашеньке задумалась? Тоже мне, предмет для мучений. Выкинь из головы. Князь какой нашелся. Он еще смеет раздумывать, жениться ли ему на первой красавице или оставить для грешных надобностей про запас.
— Не шуми, Тамара, — испугалась Нина.
— Не бойся, никто нас не слушает. Здесь все женщины. Поймут.
— Я не хочу, чтобы вся баня знала о моих проблемах.
— Если уж на то пошло, у всех баб одна проблема — замужество.
— Я не баба.
— Хорошо. Ты девушка в возрасте. Это дела не меняет.
— Знаешь, Том, когда мы с тобой разговариваем, мне все так ясно. Я верю в себя. А как тебя нет, ну просто тяжесть какая-то.
— Правильно. Потому что я добра тебе хочу. А твой Сашенька обыкновенный эгоист. Думаешь, у него действительно есть причина резину тянуть? Бред! Просто хомут надевать не хочет. Ведь семейная жизнь это что? Обязанности. Забота. Внимание к другому. А они этому не обучены. Им воля нужна.
Из подсобки вышла дежурная, нежно икнула и приняла билеты у вновь прибывших.
— Я эту ванную не переношу, — сообщила соседям маленькая старушка с красным добрым лицом. — Ни влезть, ни повернуться, ой ты! Никакого удовольствия. А здеся — пришел, попарился, омылся.
— Небось в деревне привыкли к баньке, — подхватила одна из слушательниц.
— Так мы не деревенские. Здесь раньше рабочий поселок был. Да. А теперь город. Раньше все в бане мылись.
— И не хворали. Народ крепче был.
— Ага, крепче. Этим гриппом не болели, как теперь.
… — Он говорит, на что ты мне старуха, да. У меня молодая есть, — по другую сторону дивана с высокой спинкой шел свой разговор. — Ей только пятьдесят два года.