— Игорь неплохой. Работяга. Дома все делает, с сыном гуляет. На Новый год Дедом Морозом наряжался, ходил по квартирам, детей поздравлял.
— Хороший, а запорхал. Сама говоришь.
— Мы тоже, однако, не святые.
— В каком смысле?
— Сама понимаешь. У тебя что, кроме мужа, ни с кем никогда?
— Как тебе сказать… Если ты в этом смысле, то никогда.
— А желание такое было? Небось было. Жалуешься ведь, что не ценит.
— Не ценит. Вот приду домой, скажу, дай сто двадцать рублей. И начнется: зачем тебе еще одни сапоги? Еще старые не сносила. Транжирить денежки легко, а вот зарабатывать… Будто я их не зарабатываю.
— Жадненький?
— Периодически скупеет. То на «Жигули» копит, то все за один отпуск спустит.
— Его можно понять. Он и жизнь тебе украсить хочет, и в запас отложить. Добытчик! Это мой шалопут непутевый, только денежка в кармане забренчит, глядишь, уже кому-то одолжил, кого-то от чего-то спас. Прямо святой.
— Знаешь, почему мы с тобой столько лет безоблачно дружим?
— Потому что у нас вкусы разные: тебе нравятся мужчины спортивного вида, а мне интеллектуалы.
— Потому что мы не занимаем друг у друга.
— Я бы тебя всегда выручила, если бы нужно было. Ты что, сомневаешься?
— Нет, не сомневаюсь. Но и не хочу всяких неловкостей между нами.
— Ты умная подруга. Мне с тобой просто и хорошо.
— Да, хорошо! Сидим себе, чай с вареньем пьем. Разговариваем.
— Красивая жизнь.
— Не говори. Мужья при детях. Дети при отцах. Все здоровы (тьфу-тьфу!). Чего еще нужно?
— В самом деле?
— Уйду! — сказала Ольга Петровна. — Уйду, сил моих больше нет. Пропади оно все пропадом, и эти блоки, и лифтовые шахты, и вся эта стройка. — Она устало села на табурет в прихожей и вытянула ноги.
Перед ней на стене висело большое зеркало и отражало утомленную женщину пенсионных лет в овчинном полушубке, сером пуховом платке и валенках с галошами.
Вот так каждый вечер приходила Ольга Петровна с работы, глядела на себя в зеркало и тяжело вздыхала. Жила она в однокомнатной квартире с большой кухней и просторной ванной одна. Квартира ей нравилась — чистая, светлая, ухоженная: на окнах богатые бархатные шторы, на полу нарядный ковер, мебель темного лакированного дерева, цветной телевизор. Живи — радуйся!
— Уйду! — повторила Ольга Петровна и начала раздеваться.
Если бы сослуживцы увидели ее теперь, они бы сильно удивились. Куда девалась сосредоточенная деловитость, энергия и напор неуемной женщины? Поникшие плечи, остановившийся взгляд. Всего только час назад она отдавала четкие приказания сменщику, убеждала, настаивала, — и вот она уже дома совсем другая.