Понизов, завороженный страстной исповедью необыкновенного этого человека, всё больше подпадал под его влияние, и сам ощущал себя кроликом, которого гипнотизирует змея. Попытался прервать наваждение.
— Странные беседы вы затеяли с главврачом клиники, господин Пятс. Если бы это говорил сумасшедший… Но вы не сумасшедший. Вы ищете собеседника. А ведь я даже по должности обязан…
— У вас глаза собачьи, — объяснился Пятс.
Понизов опешил.
— Больные, не стеклянные, — Пятс примирительно накрыл руку Понизова старческой ладонью. И Понизов ощутил, что ладонь эта мелко, едва ощутимо потряхивается. «Кажется, еще и Паркинсон начинается», — некстати подумалось ему, и — раздражение схлынуло, уступив место сочувствию.
— Не сердитесь, — попросил Пятс. — Вы правы, мне важно высказаться. Вы молодой. Может, доживете, когда на смену этим придут другие и спросят… И тогда ваше слово будет для меня важно. Да и вам самому. Мы маленький народ. И все процессы на глазах. Но всё, что говорил, касается и русских. Есть геноцид внешний, но есть и внутренний. У любой нации свой запас прочности. Понятно, у огромной России он куда обширней. Но — не безграничен. С вас же десятилетия за десятилетиями будто плодородные слои срезают. Дворянство, купечество, после — крестьяне зажиточные, интеллигенция. Будто аборты. Это не может длиться бесконечно. Потому что при всеобщей покорности неминуемо бесплодие и вырождение.
Понизов хотел возразить, но не мог, — многое из того, что говорил эстонский президент, крутилось в его голове в ночные бессонные часы.
Пятс, нашедший благодарного слушателя и опьяненный вниманием, рассказывал и рассказывал: о революции пятого года, об аресте большевиками, о годах эстонской независимости от эмиграции, становлении эстонской государственности. И о самом больном: крахе независимой республики, — его детища. Соприкоснувшийся с неведомой ему историей Понизов не слушал — внимал.
Сколько прошло времени? На улице стемнело. Врач и пациент сидели бок о бок.
В коридоре раздались цокающие шаги. В кабинет после короткого стука вошла энергичная женщина с красивым злым лицом — заведующая судебно-психиатрическим отделением Маргарита Феоктистовна Кайдалова.
При виде ее мужчины непроизвольно отодвинулись.
— Разрешите, Константин Александрович? — хрипловато произнесла она, уже отмахав широким шагом половину кабинета. Недоброжелательным взглядом полоснула по пациенту.
— Вот вы где, номер двенадцатый? Подумала сперва, не в бега ли подался. А то, гляжу, у вас чуть ли не вольный режим.
— Я пригласил пациента Пятса, — осадил Кайдалову Понизов.