Я опаздывала в Назарет. Я ездила туда каждый день: руководители Ассоциации взяли меня на полную рабочую неделю. Не Вейсс ли замолвил словечко?
Зарплата моя была минимальной, но я была весьма горда тем, что у меня есть работа, служебные отношения и даже привычки. В тот день, когда меня приняли на работу, вечером на террасе кафе «Сен-Жан» мы с Люком и Мирей выпили по коктейлю «кир».
Моя начальница сказала, что я слишком ранимая, и это мой большой недостаток. Я должна стать жестче, сердце должно «забронзоветь». Чего только не насмотришься в Назарете, работая в благотворительных организациях: нельзя тащить на себе несчастья всего мира. «Никогда не давай ни денег, ни номера своего мобильного», — посоветовала мне она. Табличка с надписью в прихожей сообщала возможным злоумышленникам, что касса пуста и грабить нечего.
На станции «Гран-Бульвар» я смогла наконец сесть. Я люблю откидные сиденья рядом с дверьми: я чувствую себя более свободно. Я могу сразу выскочить из вагона, смотреть на входящих, читать рекламу. Она безобразная, но это безобразие мне нравится. Реклама, как и вечерние передачи по телевизору в восемь сорок пять, — канва для моих снов.
— Мама, ты видела пиписку? — восклицает ребенок за моей спиной.
Гигантский пенис закрывает нам обозрение. Моя соседка отводит глаза, мы с ребенком всматриваемся в эту рекламную твердость. Какое влияние она может оказывать на сбыт кальсон? Неужели уровень продаж зависит от степени эрекции? И достаточно ли мы возбуждаемся от товара? Никто не шевелился. Ребенок заплакал. Похоже, что реклама потерпела провал? Рядом с ней царил огромный зад. Хороший ли у него рекламный рейтинг? Надписи на стене подтверждали непристойность того, что предлагалось нашему равнодушию.
Кто-то отвлек меня от моих мыслей. Высокий, худой человек откинул сиденье и сел рядом со мной, лицом против движения. Я увидела газету «Эмосьон» Кельвина Кляйна.
— Извините, я много места занимаю, — сказал парень, не глядя на меня: его хозяйственная сумка касалась моих ног.
Брюнет наклонился, чтобы убрать свою сумку и не заезжать на мою территорию. Поведение воспитанного гражданина. Я увидела красивые руки. Голос пронзил мое сердце, так как вежливого пассажира звали Антуан.
— Мам, это ты?
Он улыбнулся, я тоже.
— Чего только не делает случай, — заговорил мой сын, наклоняясь, чтобы меня поцеловать. — Похоже, у тебя получше со здоровьем?
— А у тебя?
— Я обедаю с папой.
Вагон остановился. «Рю-де-Буле», Антуан встал, перекинул сумку через плечо. Его волосы были коротко подстрижены, чуб торчал надо лбом. Мой сын все улыбался, на нем были черная майка и бежевые брюки. На ногах — коричневые сандалии.