Беру открытку. «Люк, мужское имя. Празднуется 18 октября. Этимология: от латинского Lux — свет. История: Святой Лука (Люк) родился в Антиохии, был языческим врачом, затем последовал за святым Павлом и около 60 года н. э. написал одно из четырех канонических Евангелий. Принял мученическую смерть. Часто изображается в виде врача, рисующего Деру Марию. Употребление: в формах Луций и Луция это имя известно еще с античности».
— Я возьму еще «Люка», — говорю я продавщице.
Эта кругленькая брюнетка занимается составлением дорогих букетов. Благодаря ей гости довольны, что в палаты больных придут не с пустыми руками.
Я направляюсь к внутреннему телефону. Снимаю трубку.
— Алло?
Узнаю его голос. Строгий и печальный, как будто мой собеседник уже о чем-то жалеет.
— Я Элка Тристан. Я звонила вам на днях, как вы предложили.
Молчание. Потом:
— Помню.
— Мне надо с кем-нибудь поговорить.
— Когда?
— Прямо сейчас.
— Это невозможно.
Он снова замолкает, наступает долгая тишина. Он не говорит о церкви Шайо, и его молчание придает больше значения нашей встрече. Я смотрю на часы. Милосердный должен меня принять, это вопрос жизни и смерти.
— Приходите послезавтра перед мессой в пять часов. Вторая дверь налево, зал Провидения.
Он кладет трубку.
Прежде чем выйти из кафетерия я возвращаю «Люка» на место. Я ничего не собираюсь дарить этому типу, я даже не знаю его. Потом я приняла решение. Охваченная внезапным вдохновением, я бросаюсь к окошечку почты. Оно очень кстати оказалось открытым. Я раскошеливаюсь на марку и в спешке приклеиваю ее вверх ногами. На открытке всего несколько слов. «С наилучшими пожеланиями от Элки Тристан, живущей в Арденнах, без Верлена».
Постскриптум: «Я атеистка, поэтому Иов, знаете ли…»
Потом весьма аккуратным почерком дописываю адрес получателя:
«Люку Вейссу,
Капеллану,
Больница Поль-Брусс
Вильжюиф, 94»
— Она дойдет до адресата завтра, — обещает служащий ПТТ.
Совершенно очевидно, что я опоздала в Вильжюиф из-за мерзкой привычки выходить тогда, когда должна быть уже на месте. Что до разговора с Люком — труба! Начиналась месса. Я так и осталась стоять в дверях. Сначала я не узнала Люка Вейсса, настолько греко-римское одеяние преображало его. Священник, исполнитель главной роли, был одет в альбу цвета слоновой кости. С одной стороны от него я увидела пожилого мужчину, тоже в сценическом костюме, с другой — мальчика из хора, прекрасного в белом стихаре прислужника при причастии.
В храме яблоку было негде упасть.
Люк был бледен при искусственном освещении. Это завораживало. Среди всей этой белизны факир бросал на собравшихся черный взгляд. Я подумала о Бодлере. Плечи служащего покрывала зеленая накидка с вышитыми спереди и сзади крестами. Вейсс двигался, накидка подчеркивала величие его облачения. Тиберий царствовал, скульптура оживала.