Ричард еле заметно хмурил брови, будто пытаясь произвести в уме сложные вычисления, затем пристально посмотрел на профессора и спросил:
— Кто вы?
— Не имею ни малейшего понятия, — живо отозвался профессор. — Память моя большей частью поистерлась. Дело в том, что я очень стар. Невероятно стар. Думаю, если бы вы узнали, до какой степени, вы были бы сильно удивлены. Да и я, по всей вероятности, тоже удивился бы, потому что и сам не помню своего возраста. Чего я только не повидал на своем веку! Слава Всевышнему, почти все уже забыл. Беда в том, что в моем возрасте — а я невероятно стар, как я, кажется, успел упомянуть… Я уже говорил об этом, да?
— Да, говорили.
— Хорошо. Я забыл, говорил или нет. Дело в том, что объем памяти с годами не становится больше и многое попросту из нее выпадает. Поэтому разница между людьми моего и вашего возраста не в том, как много я знаю, а в том, как много я забыл. Спустя какое-то время начинаешь забывать, что именно ты забыл, а после — и о том, что вообще нужно что-то помнить и о чем ты только что говорил…
Он беспомощно уставился на чайник.
— А помнишь только… — деликатно подсказал Ричард.
— Запахи и серьги.
— Что, простите?
— Почему-то эти вещи остаются в памяти надолго. — Профессор недоуменно покачал головой и вдруг сел. — Серьги, надетые королевой Викторией в день серебряного юбилея своего восхождения на трон. Жуткое зрелище. Художники, разумеется, постарались изобразить их не такими пугающими. Запах на улицах до того, как появились автомобили. Трудно сказать, что хуже. Вот почему так живы воспоминания о Клеопатре. Ужасающее сочетание серег и запахов… Думаю, это последнее, что останется, когда все исчезнет. Я буду сидеть один в темной комнате — ни зубов, ни глаз, ничего, одна седая головенка… А в ней — воспоминания о сверкающих в золотой оправе чудовищных синих каменьях, о запахе пота, кошек и смерти. Что мне со всем этим делать?..
Затаив дыхание, Дирк медленно обходил комнату, осторожно проводил кончиками пальцев по стенам, дивану, столу.
— А давно это все?.. — спросил он.
— Здесь? Около двухсот лет. С той самой поры, как я уволился.
— Откуда?
— Убейте — не знаю. Наверное, с какой-нибудь хорошей должности. Как думаете?
— Вы хотите сказать, что живете в этой квартире… уже двести лет? — пробормотал Ричард. — И никто не заметил в этом ничего странного?
— О, это одно из чудес Кембриджа, — сказал профессор. — Все настолько тонко и неуловимо… Начни мы перечислять здешние странности, не управились бы до Рождества. Свлад… простите, Дирк… прошу вас, пока не трогайте.