Волин приход Людку не остановил, наоборот, продолжила с новой силой про ужасти со смаком и трепетом. Чигринцев пытался повернуть беседу, но остановить сотниковский напор мало кому удавалось.
Тогда он, скучая, выпил кофе, откушал кусочек торта, поймал страдающий взор Татьяны, подмигнул хитро в ответ, пожал плечами — мол, тут я бессилен, — встал.
— Воля, посиди, — взмолилась Татьяна.
Но он был непреклонен — в другой раз, может, и посидел бы, но не сегодня.
— Девочки, побегу, я на минуточку, паковаться пора, я в Бобры собрался, дашь ключ?
— Конечно. — Татьяна повела в комнату, достала спрятанный в баре ключ. — Воля, найди, — прошептала как заклинание, — заживем.
Взъерошила его волосы, чмокнула в лоб с затаенным трепетом, как целует котенка ребенок.
Он отпрянул. Попытался отшутиться. Вышло неестественно.
— Мои соболезнования, но про сирот в сотниковском исполнении — уволь.
— Зря ты так, — прошептала Татьяна не совсем понятно к чему.
Чигринцев молча отсалютовал головой, решительно шагнул за порог. Не хотелось уже ни Бобров, ни Пылаихи. Ничего не хотелось.
16
На следующий день незваным гостем заявился Витюня. Разбудил Волю — несмотря на вчерашнюю усталость, Чигринцев глубоко за полночь потушил свет — читал «Капитанскую дочку».
— Я по делу, — приглушил его ворчанье Аристов, — ты, говорят, в Пылаиху собрался?
— Вроде как…
— Когда стартуешь?
— Завтра, если соберусь с мыслями. Сентябрь на исходе, будут ли грибы?
— Не сомневайся. Кольку рыжего захватишь? Вконец меня достал, машин не купили — цены подскочили, они ориентировались на начало лета. Валентин неделю назад укатил, а Колька запил с горя, надо его доставить домой.
— Отвезу, если поеду.
— Поезжай, это мне там делать нечего, а тебе — лафа.
— Что так?
— На пепелище ехать? Да я там семнадцать лет не бывал. Я, братец, эмигрант натуральный — откуда соскочил, туда назад хода нету. Да и все эти Кольки-Вальки с детства в печенках сидят.
Чигринцев вдруг сообразил, что действительно никогда не слышал, чтоб Витюня ездил в Щебетово, даже в Бобры к Профессору не наведывался. Если отдыхал через два года на третий, то на Черном море или в Карпатах в профсоюзных здравницах.
Аристовская меланхолия из чистого противоречия мигом пробудила в нем оптимизм.
— Ладно, еду, и вахлака твоего рыжего возьму, и клад найду, и грибов наберу на зиму, завтра в восемь чтоб был готов.
— Спасибо, мочи моей нет с ним нянькаться, — признался Аристов. — Да, тебе интересно будет, прочти на досуге, — протянул тоненькую папочку. — Тут документы по Пылаихе. Мы с Павлом Сергеевичем наковыряли в архивах.