Через год с небольшим супруга вдруг взбрыкнула. Сбежала от тоскливого покоя к соседу — обрусевшему и экстравагантному французу, губернскому адвокату и капиталисту, имевшему управляющим остзейского немца и эстонца-маслобоя, винокуренный заводик, устроенный в долг, крепкое племенное хозяйство в высоких цементного пола коровниках и задумчивый пруд с плавучей беседкой под живописной меловой горой.
Стареющий князь Сергей за женой не бегал, принял как есть, замкнулся, делил теперь время между комнатой и церковью — отец Паисий и кучер Гришата, наделенный функциями лакея и мажордома, заменили утраченную семью. Хозяйство пошло самотеком. Он засел писать книжку и к двенадцатому, к столетнему юбилею войны с Бонапартом, закончил, издал за свой счет и даже поднес специально осафьяненный экземпляр государю императору, за что сподобился чина камергера и маленького золотого ключика на парадный мундир. Дальняя, но знатная петербургская родня толкнула на сей шаг почти насильно, пытаясь вытянуть заскучавшего князя из добровольного заточения. Но он не изменил принципам, укатил тотчас в Пылаиху, жил там. Правда, принял деятельное участие в земстве, многим помог, многих продвинул, многих поддержал, сам по-прежнему довольствуясь малым, разве только стал аккуратно проверять за старостой счета, что, впрочем, денег не прибавило.
В девятьсот четырнадцатом крестьянские жиганы сорвали зло на французском капиталисте: подстерегли в цветнике, разворотили грудь «иксплататора» кабаньей картечью и скрылись, как сказывали, в самой Москве, где искать их было что ветра в поле.
Надвигались Времена. За французом вскрылись срочные долги, и немалые. В том числе постыдные карточные. Судьба была немилосердна к перебежчице, отпустив несколько сладких лет счастья во французско-русском раю. Пометавшись в осиротелых комнатах, она решилась на сдачу.
Сердечное покаяние князь Сергей принял радостно. Продал Щебетово банку, расплатился с кредиторами. Отправился один на долгое богомолье в Новый Афон и, вернувшись, свершил чудо. В пятнадцатом родился у Дербетевых первенец Павлуша. Больше, правда, Бог детей не послал.
До революции дожили в полном согласии. Мальчик примирил их, перечеркнул все злое.
Красные орудовали сперва в городах. Когда же добрались до Пылаихи, Сергей Павлович собрал сход, поклонился мужикам, произнес речь. Он всегда знал, что земля — сеятелю, просил одного — оставить в имении на правах управляющего. Сходка прослезилась, ответно кланялась, утвердила бывшего барина в должности. Сказался даваемый взаймы хлебушек.