— Значит, в понедельник уезжает? — отрывисто спросила Милявская. — А сейчас у нас пятница. Андросов должен быть дома?
— А куда он денется? Разве что в магазин выйдет, но ненадолго.
— Прочтите и подпишите каждую страницу, — приказала Милявская, передавая Потаповой бланки протокола. — Пометьте обязательно: «С моих слов записано верно».
Галина Семёновна наблюдала, как Потапова, надев очки, читает жирные чёрные строчки. Накануне в машинку вставили новую ленту, которая ещё не подсохла. На компьютере, как молодые коллеги, Милявская не работала — уставали глаза.
— Одного не понимаю — как такой упырь мог когда-то воевать, рисковать жизнью на подпольной работе?! Насколько я знаю, у Андросова много наград. Он их частенько надевает даже в будни, а уж в праздники-то!.. В санатории он выступал перед отдыхающими — и про войну рассказывал, и песни пел! — Милявская знала это от агента Тони, а та — от самой Тамары Филипповны.
— Его собственных наград там очень мало. В основном — юбилейные медали. Орден Отечественной войны есть, который всем ветеранам давали на сорок лет Победы.
Потапова подняла глаза от протокола и опять сжала губы, пытаясь совладать со своими эмоциями.
— Ведь на германский фронт Андросов не попал, это вы знаете? Призвали его только в конце сорок четвёртого. Пока был в учебке, война закончилась. Направили его на Дальний Восток, но там не удалось показать себя героем. Говорит, что всего один раз попал под бомбёжку. Да и то — советская авиация по ошибке накрыла их батарею. И всё, ничего больше с ним не случилось. Да, ещё грузовик, на котором ехал Андросов, перевернулся, взбираясь на сопку. Солдат, который рядом с ним сидел, получил перелом позвоночника и умер на месте. А Андросов просто улетел в грязь. И ни царапины! Этот полёт показался ему вечностью, и вся жизнь прошла перед глазами. Показалось, что всё кончено. Но нет, довелось возвратиться с войны. А вот два его брата давно уже скончались. Все их награды Юрик носил на своём пиджаке. Я тогда восхищалась его любовью к родственникам, почтением к памяти братьев. Я оправдывала каждый его проступок, искала причины, по которым он вынужден был сделать именно так. Ладно, я подписываю, не читая. Нет больше никаких сил.
Потапова поставила на каждой странице свои автографы. Потом отбросила от себя листки, отвернулась и разрыдалась. А Милявская достала из сейфа папку с делом Максимовой, вложила туда протокол и подумала, что ровно через полгода после убийства преступника удалось установить.
— Галина Семёновна, куда меня отправят? — Потапова высморкалась в платочек.