— Александр Викторович, мы знаем о вас и вашей жертве всё. Прошу ответить только на один вопрос — вы были с ней знакомы?
Швоев как-то длинно, лениво взглянул на меня и ответил:
— Нет, мы не были с ней знакомы. Она меня и не знала никогда.
— А вы её? — Мне показалось, будто Швоев что-то не договорил.
— А мне её друг показал. Сказал, что Банщица материально помогает их газете. — Швоев проглотил слюну и поморщился от боли.
— Какой газете? — онемевшими губами спросила я.
— «Русская правда». Я очень виноват. И жить мне незачем.
Александр теперь смотрел на дверь. Наверное, надеялся, что придёт кто-нибудь и прервёт выматывающий его разговор. Швоев ждал появления других людей, а я боялась, потому что ещё не узнала самого главного.
— Есть и другой вопрос, Александр Викторович. За что вы её убили?
— Хмарь тогда нашла на меня. Узнал, что отчество её — Лазаревна.
— Ну и что? — не выдержал Озирский. — Другие-то причины были?
— Не было, — еле слышно отозвался Швоев. — Никаких не было. Я пьяный все эти дни ходил. С друзьями много сидели, закладывали без перерыва. Вспоминали Чечню, погибших ребят. Вам не понять, барышня, но у нас уже другая после этого психология. Хочешь чего-то — отними. Мешает кто-то — убей его, да и всё. Очень просто, без изысков. Только вот здесь-то — не Чечня, и так нельзя. По крайней мере, нам, простым… Ну, и шепнул мне тот, из газеты, что Банщица рядится под русскую патриотку, а отец у неё — Лазарь Михайлович, он точно знает. А девичья фамилия — вроде как Шапиро…
— Шатуро, — поправил Андрея. — Это совсем не одно и то же.
— Не мне с бодуна разбираться в тонкостях. Решил, что она хочет втереться в среду патриотов, да и развалить оппозицию изнутри. Вот, значит, почему никак не победить народно-патриотическому движению… Такие вот Лазаревны проникают в руководящие структуры. А после вредят, срывают все замыслы, искажают наши взгляды, внушают людям отвращение к национальной идее. И ещё они цвет русского народа умирать на Кавказ посылают, перед тем спровоцировав там конфликт. А я видел, что такое Чечня… Мой лучший друг, раненный в ногу, живьём сгорел в вертолёте. И я, пока тело его в цинке сопровождал до дома, о многом успел передумать. Всё вспоминал потом мать его, как она на моих глазах умом тронулась. Единственный у неё был, без отца растила. И одна осталась на всём белом свете. А у Банщицы — куча детей, две «тачки», квартира, коттедж. Небось, патриотка грёбаная, своего-то Никифора в Чечню не послала! И следующего, Семёна, изо всех сил отмазывала… Всё меня в ней возмущало, буквально всё. Одевалась броско, дорого, а многие ли, даже бездетные, могут себе это позволить? В блондинку красилась, чтобы про отчество люди позабыли. О боли за Родину только говорит, а сама с бандитами, с чиновниками тусуется. Стали бы они с ней дело иметь, будь она действительно против власти! Так-то любой согласится радеть за Россию!.. Короче, моча ударила в голову. У меня ведь справка, ребята. Получается, что за свои поступки я не отвечаю. А последняя капля капнула, когда меня в баню к ней не пустили. Как ветеран Чечни я мог бесплатно париться раз в неделю, а нам с друзьями потребовался «люкс» через три дня после помывки. И пришлось заплатить по обычному прайсу…