— Выпороть его хорошенько надо было, да на денёк в чулан запереть! Как нас отцы-матери воспитывали, так и теперь надо. Дети-то другими не стали, только силу уважают и ремня боятся. Раньше-то вот ещё октябрята-пионеры были. Раскатали бы по той линии, как следует — и порядок! Вся дурь из головы в момент бы вылетела! А теперь никакого авторитета. Зализали своих паршивцев, йогуртами закормили, бананами и зефиром! Тьфу!
Полина Фёдоровна кипятилась главным образом потому, что пять дней назад не доглядела за верёвкой и едва не лишилась места в лагере, которым очень дорожила.
— Всю неделю только и разговоров, что об этом Денисе! Как барин в изоляторе живёт, целыми днями телик гоняет. Вот мы, помню, сразу после войны ездили в лагерь, — продолжала Полина Фёдоровна, плотнее запахивая синий халат вокруг необъятного торса. — Майка, трусы и панамка, почти всё время босиком. Разве так одевались, как нынче? Самое святое — пионерский галстук! Кормили так, что каждую ночь «Марш голодающих» на зубариках щелкали. Для нас поход в столовую самым большим счастьем был, а эти то суп не жрут, то масло! И всё времена тяжёлые! Мы только маршировали и песни про Сталина пели. А этим — и экскурсии, и игры всякие, и дискотеки. Цыплята жареные в передачах, апельсины, даже лапша «Доширак»!
— Полина Фёдоровна, время не остановить, — мягко заметила Алиса.
— Не остановить, как же! — Завхоз упёрлась кулаками в бока, и на руках её вздулись жилы. — Вот, вижу, грызёт тебя дума горькая… Йогурт им не персиковый подавай, а смородиновый, видите ли! Мы только и знали, что бабушкину простоквашу, в которой мухи плавали. Вынимаешь муху и ешь, не пропадать же добру! Я в лагере триста мух за один день поймала однажды. И до сих пор могу — с закрытыми глазами, наощупь. В баню нас водили не с гелями-шампунями, а с крохотным кубиком хозяйственного мыла. И два ковшика горячей воды — один на голову, второй на тело. Немудрено, что девчонки все вшивые вернулись. — Полина Фёдоровна фыркнула, сверкнув золотыми зубами. — Ну, чего стоишь? Иди, строй отряд на кормёжку. Денису в изолятор отнесу, как всегда. Гляжу на него, руки чешутся, а шлёпнуть нельзя. Распустили клопов своих!
Полина Фёдоровна ещё раз сплюнула в пыльную траву у крылечка, шмыгнула носом и широкими шагами направилась к пищеблоку. А Алиса вдруг вспомнила, что уже два дня не звонила домой, а сейчас и вовсе про это позабыла. Ей предстояло накормить свой отряд, пообедать самой и угомонить малышей на тихий час.
Пока они будут спать, вожатая должна нарисовать карикатуру на девочек, которые боятся лягушек, и отнести её редактору стенгазеты. Радовало только то, что теперь она в своих заботах о Денисе не одинока — к делу перевоспитания подключились самые авторитетные в лагере личности. И это вселяло некоторую надежду…