— Девчонки по углам шепчутся. И в тетрадки пишут слезливые истории про Люлю и Вована, — грустно сказала Гульдар. — Так я и знала, что эти дискотеки плохо кончатся! Пьют, ширяются, всякое такое… Вот и результат. Сперва её избил, потом задушил, аж шею сломал, а потом себе в живот нож всадил. Местные утром порыбачить решили… Первым нашли Вована, он на песочке лежал, лицом вниз. И вокруг — кровища! Кошмар! А Люлю собака отыскала, овчарка. Она с рыбаками пришла. Под перевёрнутой лодкой… Вся в рубцах, в синяках, оба глаза подбиты. Чего у Вована, совсем крышу снесло? Наширялся сверх меры? Или садо-мазо? Не знаю… И никто не знает ничего. Думали, что в Выборге, у него мать там живёт. Но Люля-то должна быть на вечерней планёрке… Аличе, а очнись же! Я понимаю, жутко всё это. Директор и Маркона в шоке. Спорят, нужно лагерный флаг приспускать или нет. Но «Мурзилки» к своему чёрную ленточку привязали. Плачут сидят. Боятся на улицу выходить. Пацаны из-за Вована постановили все дискотеки до конца сезона отменить. Портрет его поставили на крыльце, свечи зажгли. Хоть и дурацкая гибель, а на ребят действует… Аличе, ты слышишь меня? У тебя же порядок в отряде! Даже Маркона сегодня хвалила. Тебе ведь удалось Дениса с электрички снять!
— Да, в последний момент. Сама чуть под платформу не свалилась. Темно было.
Алиса смотрела в угол. Она не любила врать, но сейчас была вынуждена это делать. Даже Гулька не могла узнать правду.
— И нормально, чего ты! Не свалилась же! Сходи к следователю. Скажи, что как раз тогда на вокзале была. И всё! Привлекать-то некого. Менты между собой говорили. Преступник мёртв, можно дело закрывать. Все эти допросы — пустая формальность.
— Хорошо, иду. Паспорт брать? — Алиса выдвинула ящик тумбочки.
— Конечно.
Гульдар спрятала в борсетку свой, старый — ей всё равно предстояло осенью сменить фамилию. Алиса выправила себе новый паспорт перед самым отъездом в лагерь.
С малиновой книжицей в руке она вышла из вожатской. Тихий пасмурный день гармонировал с траурной атмосферой «Чайки». Настоящие чайки орали в сером небе. Вот-вот должен был пойти дождь, и кусты, как положено в августе, разом потемнели.
Из-за забора, с пляжа, доносилась песня Пугачёвой «Мадам Брошкина» — там, на воле, не знали лагерных печалей. «А я такая, блин, такая, растакая, но мой поезд ушёл…» Алиса вспомнила выдуманную историю про электричку. Следователя, наверное, обманывать нельзя. Вдруг всё откроется, и она сама станет преступницей? Но как откроется, если про них с Денисом никто ничего не знает? Даже если Чаркина всё же возьмут — за убийство или за растление малолетних — он всё равно не сдаст их, потому что это невозможно.