– Ты, Сильвия!
– Ты сейчас лжешь и сам это знаешь.
Она захлопнула дверцу и завела мотор. В первый раз они не поцеловались на прощание.
И все же Сильвия еще раз посмотрела на Давида, опустив стекло, и во взгляде ее сквозила грусть.
– Прощай, Давид!
Он глядел ей в лицо, и сердце холодело.
– Сильвия… как я тут буду без тебя…
– А я вот без тебя буду в полном порядке. По крайней мере несколько дней.
И она укатила, увозя с собой свои веснушки на прямом носике и свой взгляд карих глаз.
Давид тяжело повернулся, чтобы вернуться в дом, но на пороге путь ему преградила Эдна, которая тихо вышла на крыльцо, услышав их голоса, и без тени стыда наслаждалась семейной сценой.
– Один человек в комнате или двое – цена останется прежней, – объявила она.
Давид молча прошел мимо и поднялся в комнату. Цветок лантаны, который они принесли с прогулки, лежал на тумбочке. Он совсем завял. Еще хуже было Давиду.
В половине пятого утра ломка набирала максимальные обороты и порой становилась невыносимой. Фран поднялся с постели, отирая вспотевший лоб. Мешки под глазами были такими, словно он не спал неделю. Устрашая своей регулярностью, возникали судороги, сотрясая все тело от подошв до затылка. Он знал, что примерно через час они сменятся спазмами и дрожью. Вот уж что Фран ненавидел больше всех остальных мук – эту беспощадную трясучку. Словно ждешь палача, который вытянет из тебя все мускулы и вырвет зубы. Начиналась дрожь с ощущения, будто в затылок тебе медленно вставляют сверху ледяную сосульку и она пронзает мозг, позвоночник, печень, кишки, доходит до паха и там остается несколько минут, мучительно заковав морозом яички, и лишь потом медленно тает где-то внизу живота. Такая вот пытка внутренним вымораживанием тела, от которой оставались слабость, ледяной пот по всему телу и долго не проходящее желание согреться.
Трясущимися руками Фран нащупал свой вчерашний шприц, прогрел иглу на свече и протер себе сгиб локтя остатками алкоголя, найденного на столе. Он использовал неприкосновенный резерв, «запасной парашют» – вколол последнюю оставшуюся у него дозу героина. Напрягся, чтобы успеть вынуть шприц из вены, прежде чем наступит эффект от укола. Долгожданный покой охватил его тело, позволив Франу обмякнуть на топчане. Было холодно. Он даже смог подняться, чтобы взять протертое до дыр одеяло и завернуться в него. Теплое блаженство затопило сознание, и больше ничего не мучило его. Голод, стыд, боль, ломка стали пустыми словами и больше не были страшны.
Карлос не вернулся и к полудню. Конечно, он мог зависнуть у Глории, возясь с ней в постели или выбивая из нее деньги на дозу. Может, его взяли прямо с дозой и сейчас он в участке. Вот славненько-то было бы. Лако давеча был прав – в мире героина друзей не бывает.