Ману тоже отсутствовал. Вроде он сегодня собирался перетереть с каким-то типчиком насчет продажи грузовичка на лом, но никто не знал точно. Всем было пофиг.
Фран постучал в дверь Лако. Тот стоял у окна, смотря вниз на прохожих. Грязные волосы откинуты со лба назад, на лице трехдневная щетина, от которой лицо кажется совсем изможденным. Глаза пустые. Он неподвижно стоял, уставясь в какую-то точку на другой стороне улицы.
– Что там, Лако?
– Ничего. Ровно ничего нет ни здесь, ни в каком другом месте. Мы провалились в черную дыру цивилизации.
Он сделал неудачную попытку улыбнуться – углы губ дрогнули, но не приподнялись.
На добычу новой дозы они отправились вдвоем. Лако не мог защитить себя – он был классической жертвой. Встреться ему первый же отморозок, из тех, что готовы за дозу на что угодно… ведь и такие есть, что за полграмма героина изобьют собственную мать, – и он пропал. Там, куда они шли, классической жертве не следовало появляться в одиночестве.
Один «конек» надежно припрятан в заднем кармане джинсов в полиэтиленовом пакетике, а другой гарцует по венам; вот так-то лучше. Так им было хорошо. Заехав в Барранкильяс, отправились на промысел. Каждый в свою сторону.
Лако никогда не рассказывал о своих делах, но Фран знал, что он просит подаяние в метро. То ли стыдился говорить об этом прямо, то ли просто предпочитал помалкивать – как об этом, так и обо всем остальном, – только в их квартире считалось, что это не обсуждается вслух. А что толку, если и так все знали, откуда Лако берет деньги. Карлос за глаза обзывал его «наш исусик».
«Психодромом» назывался большой зал, где наркоман мог бы при желании провести целый день. Там имелись кабинеты со всем необходимым: шприцами, гигиеническими материалами, резиновыми жгутами, водой для инъекций. Организаторы неукоснительно следили за тем, чтобы все выбрасывали использованные шприцы в специальные яркие контейнеры. Имелись и душевые кабинки со всем необходимым для мытья, Франу не нужные, но очень многие радовались возможности смыть с себя грязь после жизни на улице – для них это была единственная возможность сохранить человеческий облик. Тем, кто успевал явиться рано, доставалась и еда. Было еще небольшое спальное помещение, где можно провести ночь, но пользовались им немногие. По причине, которую Фран хорошо понимал: строгие правила требовали не выходить до половины восьмого утра, и тот, кого по ночам мучила ломка, оказывался заперт наедине со своей мукой до утра, без облегчения. В общем, многие предпочитали скамьи скверов, кафе, картонные короба и одеяла с помоек. За свободу была цена – неприкаянность, холод и голод. Многие, проведя ночь на улице, так и оставались замерзшими навек.