– Нет…
Глаза Руби широко распахнулись.
– Кто-то все переворошил вверх дном в большой буфетной и свистнул оттуда окорок. Миссис У’Бью подозревает одного из псов, и она просто вне себя! Она напустилась на Мальзельо, но он заявил, что все собаки были заперты в своих будках в Невинных погребах, и погремел у нее перед носом своими ключами на связке. Тогда, – Руби задрожала, – миссис У’Бью опять швырять тарелки затеяла…
– Сядь-ка, Руби, – сказала Ада, – и выпей чаю.
Позавтракав, Ада и Эмили оделись, затем утеплились большими шотландскими беретами и вязаными ирландскими перчатками и отправились на улицу. Фэнсидэй со своими сестрами и другими участниками ансамбля «Громобойчики» только что прибыли на репетицию открытия литературно-собачьей выставки, и Ада помахала ей рукой, пока все прочие выгружали из телеги свои инородные инструменты и заносили их в дом.
– Мистер Теккерей сказал, что я идеально подхожу для музыкальной адаптации его сатирического романа о деревенской жизни, – проверещала она, к вящему неудовольствию своих сестер. – «Ярмарка непослушания». Ну, вы, наверно, о ней слышали. В любом случае, жду вас на представлении!
Сестер Вотте Ада и Эмили обнаружили перед западным крылом. Они лепили снеговика вместе с Уильямом, в то время как Брамбл Вотте застенчиво смотрел на них, глубоко засунув руки в карманы.
Они слепили снеговику такое внушительное туловище, что Аде и Эмили прошлось помочь сестрам скатать большой ком снега для головы. Потом Ада с Уильямом оторвали его от земли и водрузили на плечи снеговику. Эмили скинула варежки и стала вылепливать его лицо. Все стояли и смотрели.
– Она очень талантлива, – черканула Шарлотта Вотте в своем блокнотике.
– Нам нравится, как она рисует, – накорябала Эмили Вотте почти печатными буквами.
– Надеемся, когда-нибудь она проиллюстрирует наши романы, – написала Анна Вотте.
– Не сомневаюсь – так оно и будет! – сказала Ада. – Эмили рассказывала мне прошлой ночью, какие вы истории сочиняете. Мне бы хотелось их как-нибудь почитать.
Затем она повернулась к мальчику, взиравшему на нее из-под частокола нечесаных волос.
– А ты, Брамбл? – спросила она. – Ты что-нибудь сочиняешь или рисуешь?
– Нет, – сказал он застенчиво, – но мне нравится разыгрывать сценки из сестриных историй, когда я подолгу гуляю в одиночестве.
Брамбл уставился на свои ботинки.
– Чего бы я действительно хотел – так это стать актером. Но у меня, как у сестер, – проклятая фамильная застенчивость.
– Ах, как жаль, – искренне сказала Ада. – Но, может, ты ее еще преодолеешь.
Все четверо Вотте стояли, потупившись.