— «Братишку жалко!» А суд, к примеру, в приговоре ссылается на показания свидетельницы Щербаковой. Она же заявляла, что внешность Дмитриевского, описанная ей в свое время покойной, не соответствует, как она выразилась, действительности.
— Вас не посадят, посадят меня. Оперативная группа, которая брала нас, награждена. Награждена свидетельница Щербакова министерством внутренних дел. Добавьте, был суд. Судил судья, прокурор, заместители, данные представил следователь. Их утвердил заместитель прокурора республики. Газеты дали статьи против Дмитриевского и Романова. Зачем адвокат ворошит дело?
— «Братишку жалко!» — Гордий усмехнулся. — А в ста шестидесяти протоколах допроса брата сотни неточностей, несуразной болтовни, ничего общего не имеющей с соблюдением законности!
— Не знаю! Я сидел, а не сажал!
— Не знаете? Нет, знаете! Вы же помните, что говорилось однажды на допросе. Вам приводили свидетельницу Крук. Вы не помните, что она сказала? Она сказала, что Светлана Иваненко рассказала ей…
— И что? Не помню!
— Она рассказывала, что Светлане нравился музыкант, но не пианист, а скрипач.
— Не знаю!
— Именно скрипач. Доренков. Об этом говорили и Тишко, и Каширина. Среднего роста, худощавый… Ну какой же худощавый ваш брат? Ходил по Криничному переулку. «Правда, хороший парень?» — спросила однажды Светлана у своей подруги Щербаковой.
— Володя Доренков… Да, это, пожалуй…
— Брата жалко! А еще чего-то жалко?
— И что? Но документы тех протоколов тогда пропали!
— А я их нашел! — торжествующе сказал Гордий. Лицо его осветилось, он радовался. — «Братишку жалко!» А на все остальное — плевать? Пусть старик бегает, ищет! А мы — не хотим вмешиваться. А что нам?
— Пианист!
— Я!
— Давай на выход!
Это кричал Сыч. Он стоял у двери помещения.
— Ну шевелись!
— Я не понял…
— Поймешь. Бери тряпку и ведро.
— Сейчас, сейчас! — Пианист пошел в угол, там, в дальнем углу, он всегда находил ведро и тряпки.
— Да ты зажги свет, — подобрел Сыч. — И не суетись.
— Нашел и так, — буркнул Пианист.
— Давай за мной.
На улице он подтолкнул Дмитриевского.
— Давай, давай, шире шаг. В армии служил?
— Не-ет.
— Видал, «не-ет!» А я отбухал свое… А почему ты не служил?
— Я учился в институте. У нас была военная кафедра. Я получил звание младшего лейтенанта.
— Ты гляди, справедливость! Мало того, что его учили за бесплатно, он еще и звание получил! А я… Я отслужил за милую душу, был в таком дальнем гарнизоне, где девку увидал на шестом месяце службы. Приехала к нашему взводному двоюродная сестра. Было в горах, далеко, за ней посылали специальную машину. Она, оказывается, переписывалась за… Про что я? А! С одним моим корешом переписывалась. У них была, Пианист, любовь. Вышла она, Пианист, не за кореша, а за офицера. Девок-то в гарнизоне не было! Всякая — за Брижжит шла!