«Ее настроил Боярский, — решил он. — Шут тебя бы побрал!» Этот возмутитель порядка! Стучит по столу своим худым кулаком: «Бред! Бред! Я знаю его с восьми лет! Он не убьет и муху!»
Он стал уверять ее в правде слов Дмитриевского. Может, конечно, не хотел убивать. Нечаянно. Они стали ругаться в саду, и он вгорячах чем-то ее ударил. Почему она не верит ни своему мужу, ни ему, следователю?
— Я буду просить мужа, чтобы он сказал все, как есть, как было. Жена Дмитриевского глядела отчужденно, непрощающе.
— Вам выгодно верить, что у него была любовница, — усмехнулся он.
— Да, по вашей версии — да!
— Я не придумывал никаких версий. Но вашему мужу грозит всего-то тюрьма. А так, сами понимаете…
— Он должен говорить правду. Пусть и расстрел.
Брови ее сузились, она побледнела. Но он не заметил ее состояния. Улыбнувшись, он ответил:
— Конечно, расстреляют-то не вас.
— И меня, — всхлипнула она. — В том числе! Если его убьют не за правду, убьют и меня. Вам это не простится никогда…
Он ее больше не видел. Дело в том, что на свидание с мужем он ее допускать перестал.
Наташе он пересказал все по-иному, но врать он не мог. Как сказала жена Дмитриевского — выложил. Как-то выложил с насмешечкой. Он сказал ей о Боярском, этом свидетеле в кавычках (не дай бог таких свидетелей, до следующего двухтысячелетия нельзя было бы разобрать и единого дела), Боярский научил ее чепухе. Допусти эту женщину к Дмитриевскому, все бы рухнуло, все показания — козе под хвост…
— Вообще в идиотическую любовь я не верю, — сказал тогда Меломедов. Я нагляделся на любовь. Через год-другой — новая семья, новые увлечения.
Он не придал значение взгляду Наташи. Это был недоуменный, какой-то непрощающий взгляд. Пятнадцать тогдашних вечеров шли один за другим. Он не помнит, как она отказывала ему в нескольких свиданиях. Да он тогда был занят, не заметил.
Басманов прощался с Меломедовым очень приветливо, сочувственно жал руку. Они без него уже оглядели места убийств Светличной и Зайцевой. Гордий понимал, что все это для Басманова — не игра. Он всегда держался за своего работника до конца. Проиграл, не проиграл — держится. Гордий пробурчал, когда они садились в самолет:
— Конечно, можно и тебя понять. Молодой человек, не испорчен донельзя. Любовь какая! За девушкой поехал на край света…
— Разве мало и этого? — усмехнулся приветливо Басманов — он не хотел ссориться с Гордием.
— Этого-то как раз и немало. Зато основного не хватает. Мой подзащитный сидит.
— Опять двадцать пять! Да что ты в самом деле?
— Хочешь сказать, что не жалко человека, раз он сам себя оболгал?