Эту непреклонность Романова Гордий хорошо знал. Когда, ошеломляюще для всех, Дмитриевский на суде заявил, что он убийца, что статья «бытовая драма» (он так и сказал) его вполне устраивает, Романов, ошеломленный, естественно, более других, на суде дал бой за правду, — решительно не согласился с братом. Он отказался от всех прежних подыгрышей брату, твердо, обоснованно стал доказывать, что ни он, ни Дмитриевский не виновны. Он был резок, неуступчив. На тех свидетелей, которые губили их или вымышленными, или неточными показаниями он нападал умно, логично. Енину Романов назвал марионеткой.
— Разве можно на земле жить с подобными скотами?
Судья, конечно, сделал ему замечание за оскорбление личности.
Но Романов не унялся. Он сказал о брате все, что думает. Он клеймил позором его трусость, нерешительность. Романов ждал суда. Думал, что брат на суде одумается, скажет во всеуслышание, как все было на самом деле. Ничего же на самом деле не было, вот в чем вопрос! И все это — страшная, нелогичная игра каких-то затейников в закон, которого тут не было… Единственная тут светлая личность — Боярский. Это Человек! Этот худой, не в меру злой, человек — преграда беззаконию…
Вновь подняли Дмитриевского. Пряча глаза, он заявил, что является убийцей. И ничего не поделаешь, милый Романов…
— Ты помнишь, как хвалил меня на суде?
Боярский стоял у порога, не раздеваясь.
Романов только что вернулся с завода. Он был торжественно приподнят: в парткоме ему сказали, что надо прощаться, Романова отзывают в институт. Он думал, что Гордий тогда лгал, как-то подтолкнуть его хотел, используя в своих целях.
— Проходи. — Романов хмурился. — И приступай сразу, зачем пришел?
— Сразу, так сразу…
Боярский уже говорил насчет скрипача Володи Доренкова. Так вот Иваненко была влюблена именно в Доренкова, а не в твоего брата. В твоего брата была влюблена его теперешняя жена. Доренков всегда завидовал твоему брату. Он ему даже как-то грозил: напишет на него!
— Новая версия? — Романов был ироничен, хорошее настроение постепенно таяло в нем.
— Это верная версия!
— Ты проходил по какой-либо версии?
— Не надо! — крикнул в гневе Боярский. — Не надо!
— Я тебя спрашиваю: ты проходил по какой-либо версии? — Романов накалялся злом, лицо его из интеллигентного превращалось в тупое, мстительно-допрашивающее. Глаза были колючими, отталкивающими все возможные возражения.
— Твой брат сидит. Ты на воле. Не пошевелил пальцем.
— Я шевелил всей душой на суде.
— Но ты же ему подыгрывал. Ты и виноват! Если бы ты ему не подыгрывал, выплыл бы настоящий виновник — Доренков.