САН САНЫЧ. Он же — «Кайло», «Маныч-Сыч», «Дурдом», «Кайф».
30 лет. Из них — 15 в тюрьме. Имеет два убийства, три изнасилования, «Пахан» с пятилетним стажем. Звал первое время Романова «Ученый», затем «Сука».
Когда по амнистии Романов покидал камеру, «Кайло» долбанул:
— Сука буду, отомщу. Я вышки не хотел, чтобы его прибить.
Романов ответил:
— Заткнись! Выйдешь — убью.
…Через месяц Сан Саныча «распяли» свои же, заставили, наклонившись, работать с «шестеркой», к которому он был жесток и несправедлив.
Романов уже работал на заводе химическом, на химию прислали через полгода пятерых. Среди них — некто «Куколкуева». В нетрезвом виде в общаге зажал воспитательницу тетю Соню в красной комнате и собирался на спор («штобы, шмакодявка, не вякала лозунги!») ее изнасиловать. На счастье тети Сони, в тот час пришел в заводскую библиотеку (она была в этом общежитии) Романов.
«Куколкуева» стал потом на колени и сказал:
— Браток, ты с Шурика снял аксельбанты! Прости меня, что я в карты проиграл и вынужденно полез к этой старухе! Дай мне, суке, по рогам!
— Значит, не поможешь? — спросил устало Гордий.
Романов смилостивился, сел рядом.
— Зачем?
— Как человеку.
— И как брату?
— И как брату.
— Так у нас заведено? Ведь верно? Дружба, помощь… Так гласит наш великий и мудрый строй… Это — гадость, прикрытая лозунгами! Я заработаю, да. Я буду ишачить. Но больше, больше… не пойду. Вся наша система мстительна. Теперь она отправила вас на пенсию. Потом они найдут повод упрятать вас в психушку, если вы станете снова и снова проникать туда, куда при нашем и новом строе проникать не требуется!
— Пусть упекут, — тихо сказал Гордий. — Но меня они не переделают. Поздно переделывать. Я одно знаю… Одно! Он не виноват. И вы были не виноваты.
— И что? От этого при нашем строе ни холодно, ни жарко!
— У них там тоже много ерунды, маэстро! Так тебя ныне зовут?
— То — у них. Мне на это плевать.
— Не собираешься улизнуть?
— Пока нет.
— С языками туго?
— Все в порядке с языками.
— Другая цель? Свалить старикана, который отказался от лучшего ученика, предал его, не защитил…
— Вы с характеристикой моей были знакомы. Так что — говорите…
— Но я угадал?
— Я не такой мстительный.
— Ты мстительный. И это так. В тюрьме ты победил местью. А здесь… Здесь…
— Вы, старикашки, зубами и руками держитесь за свои места.
— Но меня же вытурили…
— Вы были нужны когда-то. Когда маленькая правда была. Маленькая-маленькая. Вот такусенькая, — он показал на мизинце ноготок. — И довольно! Сейчас и ее, такусенькую правдочку, на дух не подавай. Лишние заботы всем… — И вдруг насупился: — Нет! Нет! Нет!.. Я был когда-то один. Теперь у меня жена и дети. Нет! Нет!