То же самое относится к разнице в вероисповедании. Психологи и социологи собрали обширный массив данных о факторах, которые повышают вероятность «уверования». Если вы, как и я, социолог, то есть пытаетесь разобраться в массовых тенденциях общественных групп, вам это будет интересно. Однако ответа на изначальный вопрос о сравнении отдельных людей эти данные вам не дадут. Вероятность отдельного события не удовлетворит наше любопытство, которое жаждет выявить четкую причинно-следственную связь, приведшую данного человека к данному вероисповеданию. Но если интуитивная достоверность религиозных представлений определяется совокупной релевантностью, разноплановой активацией разных систем, то все попытки проследить эту причинно-следственную связь заведомо обречены на провал. Мы можем описывать лишь общие тенденции в группах, и это, конечно, удручает.[150]
Провал «естественного» и успех «неестественного»
Наиболее знакомая представителям Запада версия вопроса «Как можно верить?» – «Как можно верить в сверхъестественное, когда у нас есть наука?». После подробного разбора когнитивных процессов, участвующих в усвоении и отражении религиозных концепций, мы знаем, что говорить о религии как о предмете действительности несколько ошибочно. Не стоит в качестве отправной точки противопоставлять религию науке да и вообще чему бы то ни было, поскольку само существование религии как абстракции вызывает сомнения. Вместо нее есть множество бытующих в сознании представлений, множество коммуникативных актов, которые придают им ту или иную степень достоверности, и множество умозаключений, производимых во множестве контекстов.
Не менее ошибочно говорить как о предмете действительности о науке. Наука – такой же культурный объект, то есть область представлений, которые существуют во множестве человеческих умов. Науки как таковой нет, есть множество людей, занимающихся определенной деятельностью, есть определенный массив данных, который хранится в определенной литературе, и определенный способ пополнения или модификации этого массива. Так что же мы имеем в виду, противопоставляя науку религии?
Посмотрим на вышеупомянутые массивы. На Западе спор «религия против науки» носит особый характер из-за существования не просто догматической религии, но монополистической догматической религии, которая совершила непоправимую ошибку: вторглась в область эмпирических данных и выступила с длинным перечнем точных, официально провозглашенных и авторитетных заявлений – предположительно богооткровенных – об устройстве Вселенной и биологии, которые сейчас признаны ошибочными. По каждому пункту, по которому церковь предлагала собственную картину мироустройства, научная альтернатива оказывалась более состоятельной. Церковь проигрывала битву за битвой, причем безоговорочно. Положение, конечно, щекотливое. Разумеется, некоторым удается благополучно закрыть глаза на это неудобство и жить в фантастическом мире, где геология и палеобиология опираются на библейские источники. Но это требует больших усилий. Большинство верующих на Западе предпочитают лазейку: религия – это особая область, ведающая вопросами, на которые наука ответа никогда не даст. На этом фундаменте зачастую строится некая откровенно туманная популярная теология, внушающая, что религия делает мир «прекраснее» или «наполняет смыслом» и занимается «вечными» вопросами.