Подозрительный посетитель вошел во второй зал музея, тем самым из посетителя просто подозрительного превратившись в явного злоумышленника.
Это помещение в отличие от первого зала было куда менее просторным. В жуткой тесноте, как жильцы огромной коммунальной квартиры, здесь были расставлены клавиры, пианолы клавикорды, спинеты пианино и прочие старинные клавишные инструменты.
Как в коммунальной квартире потомок обедневшего княжеского рода запросто мог жить по соседству с дворником или спившимся грузчиком, так и здесь изящные дворцовые клавикорды соседствовали с дешевой расстроенной фисгармонией, бурная жизнь которой прошла в придорожном трактире.
По стенам были развешены скрипки, виолончели, виолы самых разных видов, а также духовые инструменты.
Но проникшего в этот зал человека не интересовали ни гобои, ни валторны, ни английские рожки. Он осматривал исключительно клавесины, среди которых хотел найти один-единственный — тот самый, до недавнего времени принадлежавший покойной Амалии Антоновне.
Человек с совиным лицом переходил от инструмента к инструменту, постепенно углубляясь в эту музыкальную коммуналку, и вдруг в самой глубине помещения наткнулся на малорослого седенького старичка, который, согнувшись в три погибели, привинчивал к клавесину инвентарный номерок.
— Эй, мил-человек! — Старичок разогнулся и удивленно уставился на посетителя. — Ты что же это здесь делаешь?
— Осматриваю коллекцию, — отозвался тот, приближаясь и вглядываясь в клавесин.
— Говорил же я Веронике, чтобы сегодня никого не пускала! — проворчал старичок, вытирая руки. — У меня же поступление не оприходовано, номерки не привинчены, бумаги не оформлены как положено… куда же она смотрит!
— А этот инструмент поступил к вам недавно? — осведомился странный посетитель, не спуская горящих глаз с клавесина.
— Недавно, мил-человек, недавно! Только ты, мил-человек, в другой раз приходи, когда все будет путем принято и оприходовано, сегодня сюда нельзя…
— Нельзя, говоришь? — Посетитель моргнул круглыми совиными глазами, сделал еще один небольшой шажок и вдруг приложил к лицу старичка большой клетчатый платок, смоченный резко и неприятно пахнущей жидкостью.
Старичок попытался вскрикнуть, замахал руками, отбиваясь, но силы были неравны. Музейный работник обмяк, и посетитель аккуратно уложил его на полу, в сторонке от клавесина.
Сам же он коршуном бросился к клавесину. Хотелось бы сказать, что он бросился к уникальному инструменту, как сова, но совы, как и прочие ночные хищники, обычно не бросаются на свою жертву, а плавно и бесшумно спускаются на нее с ночного неба. Этот же злоумышленник именно набросился на клавесин.