Женщина внезапно шагнула вперед, ее пронзительные глаза оказались совсем рядом. Глаза не сверкали, теперь они были черными, как сама тьма. Мария Тимофеевна почувствовала, что погружается в глубокий омут и нет дороги назад. Она застыла у стены, не в силах оторваться от страшного взгляда, только губы быстро шевелились, рассказывая незнакомой женщине все о Лизе: кто она такая, где живет, откуда знала покойную Амалию Антоновну, и все те сведения, которые болтливая, ныне покойная, старушка сумела сообщить в течение долгих чаепитий, когда Мария Тимофеевна заглядывала к ней по-соседски с куском домашнего торта или ватрушкой.
Она пришла в себя от холода и осознала, что стоит в собственной прихожей. Входная дверь была распахнута настежь, по квартире гулял сквозняк, странной посетительницы и след простыл. Мария Тимофеевна захлопнула дверь и на негнущихся ногах пошла искать Кузю.
Песик нашелся в дальней комнате под диваном. Он всхлипывал и трясся как осиновый лист. Несмотря на то, что такое поведение было для смелого скотчтерьера совершенно нехарактерно, хозяйка не забеспокоилась — у нее просто не было сил. Она подошла к окну и, высунувшись едва ли не по пояс, оглядела двор. Так и есть: вон там, вдали, мелькнула фигура, закутанная в черное. Рядом с ней трусила большая черная собака.
— Еще и собака огромная! — ахнула соседка. — То-то Кузя так испугался! Не дай бог они эту квартиру купят…
У обычных людей при взгляде на майора милиции Александру Павловну Ленскую не возникало никаких мыслей. Ну, совершенно ничем она не могла привлечь взгляд случайного прохожего — самая заурядная женщина, не слишком молодая, просто одетая, сутулая, очкастая и унылая. К тому же вечно нездоровая.
Болезни одолевали Ленскую с завидным постоянством. Болезни эти были какого-то специфического свойства. Ленская не маялась сердцем, и давление у нее не подскакивало до заоблачной цифры, и ноги-руки она никогда не ломала — тьфу-тьфу, чтоб не сглазить! И не сваливалась в одночасье с жестокой ангиной, когда температура зашкаливает и человек мечется в бреду, сгорая от внутреннего жара.
Зато обыкновенная простуда подстерегала майора за каждым углом, ей хватало малейшего сквозняка либо же вымокших ног или кашляющего попутчика в метро. Ленская тут же начинала чихать, у нее закладывало горло, но столбик ртути в градуснике, черт бы его побрал, упорно держался ниже тридцати семи. Так что о больничном не могло быть и речи. Если же не было простуды, обязательно случался небольшой приступ радикулита — когда ходить еще кое-как можно, а наклоняться уже нельзя или шея от малейшего движения взрывается болью, и поворачиваться можно только всем корпусом.