— Как же так? Неужели ее в самом деле сжигают?
Никулин с самым серьезным видом ответил:
— Естественно. Мы привезли с собой сто пятьдесят две девушки и каждое представление сжигаем по одной. Девушки кончаются. Сделали запрос привезти новую партию для следующего штата.
Так что же с почесыванием пятки? Как говорится, все гениальное просто — под одеялом был спрятан лилипут.
А вот довольно рискованный трюк — когда в сцене погони Никулин зависает над асфальтом, держась за хилый канатик, а Вицин держит его за ноги. Как чувствовал себя сам Никулин?
— Да, в кадре страшно смотрится, а мне было нестрашно. У нас все трюки весело проходили. Этот эпизод мы снимали всего два раза.
А ведь к картине «Кавказская пленница» спокойно можно было прилепить ярлык «антисоветская». В непрекращающемся хохоте зрительного зала как-то мало кто обращал внимание, что Саахов — секретарь райкома. Это он учит «отличать личную шерсть от общественной», крадет невесту, лишает ее свободы. А Шурика прячет в психушку. И… в конце концов Саахов сам предстает перед судом. Это в те-то времена! И фраза Балбеса «А он не может сесть!» звучала очень даже двусмысленно и вполне обличительно.
И что же? Неужели все обошлось и никаких ярлыков фильму не навешивали? Ничуть не бывало. Началось все с «цветочков».
На просмотре картины в студии секретарь партийной организации «Мосфильма» увидел сходство с собственной фамилией одного из главных героев. Кого бы вы думали? Да все того же Саахова. Сам-то секретарь партийной организации был Сааков.
— Надо переозвучить, сказал секретарь.
Но тогда создавалась масса проблем. Юрий Никулин помчался к министру культуры СССР Екатерине Фурцевой.
— Тратятся громадные государственные деньги по прихоти одного человека, — сказал он.
— Не позволим, рубанула министр Фурцева с партийной прямотой. И позвонила на студию: — Это что за идиотизм?
— Что вы, Екатерина Алексеевна, так вопрос никто и не ставил. Фильм уже выходит на экраны!
Думаете, инцидент был исчерпан? Ничего подобного.
Пока это были «цветочки», а теперь про «ягодки». Один из начальников кино, посмотрев фильм, был возмущен: наконец-то у него открылись глаза и взыграла совесть коммуниста. Интересно, а о чем он думал, когда читал сценарий?
Кричал начальник примерно следующее:
— Что вы сделали?! Это же антисоветчина чистейшей воды!
Как «антисоветчина» может быть «чистейшей воды» и чем она отличается от антисоветчины «грязнейшей воды», так и осталось загадкой. Но не над этой загадкой билась вся съемочная группа. А совсем над другой. Как спасти фильм? Как сделать так, чтобы он не попал на полку, а вышел на экран? Но съемочная группа так ничего и не придумала.