Я ничего не ответил. Конечно, в голове у меня прозвучали слова о том, что в мореходы я не напрашивался, быть мореходом желания не имею и намереваюсь при первой же возможности от мореходов сбежать, однако я оставил их при себе, хоть внутренне весь и кипел, и нож мой метался вверх-вниз, и я вдруг подумал, как легко было бы обратить его против себя и покончить со скукой и гневом этих дней. Такая идея удивила меня, поскольку мне доводилось сносить в жизни и кое-чего похуже, да, и я сносил, улыбаясь; однако мысли о многих еще долгих месяцах на борту, об одному Спасителю ведомо каких унижениях оказалось довольно, чтобы перевернуть в моей голове все вверх дном. Я поднял нож к глазам, осмотрел лезвие – оно оказалось острым, заточенным лишь этим утром, но, прежде чем безумие овладело мной окончательно, на палубе поднялся громкий крик, и мы с мистером Холлом удивленно уставились в потолок.
– Поднимись туда, – сказал он, как будто я нуждался в его разрешении, чтобы поступать как мне заблагорассудится. – Посмотри, что там, если хочешь. Я тут закончу за тебя.
Я кивнул, погадав, не было ли в его душе уголка, в котором укрывались сожаления об участии в том, что со мной сделали, но выбросил это из головы, едва поднявшись на залитую жгучим солнцем палубу и увидев, что все матросы сгрудились у одного борта и смотрят на парус, показавшийся на горизонте. Сожаления и извинения – это все очень хорошо, однако случается в жизни человека такое, что жжет память и опаляет душу, и этого ему уже не забыть. Это как клеймо, нанесенное раскаленным железом.
– По местам стоять, матросы! – крикнул мистер Фрейер, врезавшись в их толпу, и все быстро разошлись, продолжая, однако, поглядывать на запад. Это нарушение привычного распорядка оказалось настолько волнующим, что на несколько следующих дней ему наверняка предстояло стать пищей для наших разговоров.
– Я надеялся увидеть его, – сказал капитан Блай, подходя к мистеру Фрейеру и отбирая у него подзорную трубу, чтобы разглядеть судно получше. – Сколько я понимаю, это китобой «Британская Королева». Я полагал, что наши пути пересекутся несколькими днями раньше, и, когда он не появился, решил, что шансы на встречу с ним утрачены. Посигнальте ему, мистер Фрейер. Он идет к мысу Доброй Надежды. Нужно отправить на него почту четырехвесельным ялом. Где этот дьяволенок Тернстайл? – поинтересовался он, оборачиваясь, и, поскольку я уже подошел к нему, едва со мной не столкнулся. – А, вот и ты, мальчик. Хорошо, хорошо. Спустись ко мне в каюту, ладно? В верхнем ящике моего письменного стола лежат четыре-пять писем. Принеси их мне, мы передадим их на китобой для отправки.