– И теперь вас терзают муки совести?
– Не знаю. Я увидел ее здесь на озере, и знаете, вот уже несколько часов – я сам не свой.
– Володя, это – не она… Послушайте…
– Воваааааааааа, Воваааааааааа, ты где? – раздался со двора плаксивый женский голос, – куда ты ушел? Мне страшно!
Владимир соскочил со стула – бинт со свинцовой примочкой шлепнулся на пол.
– Куда? Владимир Иванович, погодите, я хотел вас предупредить…
– Некогда, Генрих Францевич. Давайте в следующий раз. Я сильно тороплюсь, – он отмахнулся от носатого немца и выбежал во двор.
Из дубовой бочки выглядывала мокрая Глаша и протягивала к нему руки. Подбородок девушки дрожал – она вот-вот была готова разрыдаться.
– Я тут, Глашенька. Ты просто уснула. И мы положили тебя в водичку.
– Володя, не оставляй меня надолго одну, – всхлипнула русалка.
Владимир подтянул ее к себе и вытащил наружу – потоки воды стекали c блестящего хвоста прямо на траву и кривыми ручейками убегали в сторону клумбы.
– Це, це, це… А она и вправду похорошела после купания, – изрек немец, бегло осматривая русалку. Он даже взял ее за руку и пристально, через пенсне, как доктор, рассмотрел нежную кожу и синеватые ноготки амфибии. Русалка гневно отдернула ручку.
– Володя, я проснулась и уже хорошо себя чувствую. Пойдем домой, – требовательно произнесла она. Если бы у нее были ножки, то, пожалуй, после этих слов она должна была притопнуть каблучком.
– Wasser wirkt wunder![84] – тонкие и бледные губы ученого немца растянулись в жалком подобии улыбки. – Могу вас поздравить, Владимир Иванович, ваша дама действительно хороша! Какая прэлэстная амфибия! Я с удовольствием бы препарировал подобный экземпляр… – в глазах Генриха Францевича загорелся лихорадочный плотоядный блеск. Он с интересом пялился на пышную грудь и ровный белоснежный живот водяной девы.
– Генрих Францевич, что вы такое говорите? Она же – живая! – возмущенно ответил Махнев.
– Нет, молодой человек, вы меня не поняли… Конечно, ваша амфибия живая – пока… Но, ведь всякое может случиться. Вы, если что, не выкидывайте… трупик… и, главное – не хороните! Мне для науки очень надо! Если бы вы знали, как в моем возрасте уже тяжело копать…
– Простите, я вынужден откланяться, – холодно отозвался Владимир, – спасибо за лекарскую помощь и гостеприимство.
– Володя, я не то хотел сказать, – обескуражено пробормотал Кюхлер. – Я же – ученый, а потому привык рассуждать бесстрастно. Поймите, она – не совсем то, что вам надо… Вернее, совсем не то!
– Позвольте мне самому судить о том, что мне надобно, а что нет! До свидания, сударь.