В зале погас свет. Позади Виктора дрогнула стена, засветился огромный экран. Дрожание и мельтешение красок, огней, звуков и запахов вмиг прекратилось. Перед зрителями появился высокий амфитеатр с круглой зеленоватой сценой. Ряды амфитеатра были заполнены многочисленной, довольно приличной публикой. Люди толпились в проходах, висели на галерке – свободных мест почти не было. Пахло лошадиным потом, порохом и паленой шерстью. На сцене стояли два деревянных столба. Меж столбов, привязанная цепями за руки и за ноги, томилась обнаженная и несчастная Екатерина Дмитриевна. Смертельная бледность покрывала красивое узкое лицо, карие глаза были крепко зажмурены, черные длинные волосы прилипли к мокрому лбу и вспотевшей узкой спине, легкие, сухие ступни почти по щиколотку увязали в серой, грязной тырсе[148].
Возле нее прохаживались рогатые «джентльмены» с выражением крайнего довольства на безобразных лицах. В руках одного была шестиконечная плетка, другой поигрывал гибкой розгой. Толпа свистела, улюлюкала, смеялась и тыкала пальцами в обнаженные прелести Екатерины Дмитриевны.
– Чего медлишь? Начинай! – неслось со зрительских мест.
– Отходи ее по полной! – визжала какая-то тучная дама в широкополой, кружевной шляпе, раскрывая зубастый карминовый рот, отчего казалось, что он был полон свежей крови. – А потом привяжи по-другому. Не надо церемониться с этой потаскухой!
Толпа одобрительно загудела, послышались другие злобные выкрики.
Экран вздрогнул и погас. В аудитории снова загорелся свет.
– Я не завидую нашей тамбовской красавице, – притворно вздохнул Виктор, – ей там придется пребывать в течение пяти часов. Кто знает, что придумают все эти жестокие и развратные люди. Я прочел мысли только нескольких господ из первого ряда, и знаете, уж на что я искушен, однако некоторые из этих мыслей заставили меня содрогнуться. Но оставим Екатерину Дмитриевну. Сегодня она получит хороший урок, который на некоторое время, я надеюсь, поверьте, я сильно надеюсь, собьет с нее излишнюю гордыню и заставит поступать благоразумнее и вести себя много скромнее со случайными джентльменами, какими бы порядочными те не казались на первый взгляд.
– Твое благородие, да что же, это делается? – прошептал Макар. – Они же ее до смерти забьют. Или еще чего хуже сотворят… И главное – выставили на посмешище.
– Макар, не трави ты душу! – громким шепотом ответил Владимир. – Убьют? Её давно убили…
– Вова, меня злит твоя демагогия. Кто, кого убил? Может, и убили, но стоит-то она живая у позорных столбов.
– Господин Булкин, вы не расстраивайтесь и не обольщайтесь. Сегодня каждый из вас испытает нечто подобное или почти подобное, – проговорил Виктор. – И признайтесь честно: разве не вы мечтали наказать вашу сокурсницу лишь только на том основании, что она женщина? Не скрывайте, любезный, вы таки почувствовали столь знакомое и горячее чувство ВОЖДЕЛЕНИЯ при виде обнаженной и беспомощной Екатерины Дмитриевны? Разве я не прав?