— Обернись! — с еще большим отчаяньем выкрикнула она.
Гурлав почти рядом с ним!
Вампир продолжал смотреть на нее. Она прошептала:
— Повернись к нему. О, боги, пожалуйста.
Не больше полуметра.
В последний момент Дакийский переместился с пути Гурлава. Первородного швырнуло вперед. Позади него вспыхнуло пламя, как… как рассвет.
Когда Гурлав обернулся, прикрыв глаза от внезапной вспышки света, Беттина потеряла дар речи.
Вампир держал косу Врекенеров, оружие с мистическим лезвием из пламени.
Такую же, как та, что была занесена над Беттиной три месяца назад.
Только сейчас вместо черного огня полыхало пламя, горевшее жарче и ярче, чем она могла себе представить, как солнце.
— Мои боги, — пробормотала Моргана. — Ты знаешь, что это?
Одно из легендарнейших орудий в Ллоре, по слухам, одно из четырех существующих.
Беттина не узнала простой черный посох… в тот единственный раз, когда она видела косу, ее глаза были устремлены на пылающий черный клинок.
Дакийский переместился в выпаде, запуская себя на Гурлава; коса, пылающая над головой вампира, представляла собой ошеломляющее зрелище.
Гурлав, казалось, был ослеплен, сбит с толку. Он слишком поздно попытался переместиться. Дакийский замахнулся.
Коса разрезала сначала один защитный плечевой рог, затем мясистую шею, затем другой рог. Как лазер.
Голова первородного отскочила, его губы все еще шевелились. Тело рухнуло на землю, как срубленное гигантское дерево. Зрители замерли, в воздухе витал страх.
Кас схватил Беттину за руку, готовясь переместить ее в безопасное место. Раум сразу же переместился, присоединяясь к эскадрилье демонов-охранников. Обнажив меч, он приказал им быть наготове.
Ожидание… Ожидание…
Первородный очень медленно уступал смерти. Обезглавленное тело дергалось и корчилось. Руки метались, словно в поисках головы.
Тем не менее, не было пролито ни капли крови. Неестественное пламя прижгло грубую кожу Гурлава.
Прижгло? Нет крови? Значит, Дакийский будет… жить?
Он будет жить! Это конец! Зрители, должно быть, осознали это вместе с Беттиной; они пришли в неистовство. Вымпелы полетели вниз с трибун. Солдаты выдохнули с облегчением и заняли позиции для охраны тела; Раум сжимал в медвежьих объятьях всех, кому не посчастливилось оказаться рядом с ним.
А победитель?
Дакийский, покрытый собственной кровью, стоял, сжимая в руке это непостижимое оружие. Освещенный ярким светом, он выглядел как священный воин. Его обнаженная грудь, покрытая заработанными в бою ранами, тяжело вздымалась. Казалось, он забыл о них. Его мокрая от пота кожа блестела, жилистые мышцы пульсировали.