А может, это прорывалась память давно покойного моего отца, нищего крестьянского сына тульской губернии, на заре советской власти ушедшего пешком, как Ломоносов, за образованием в Москву? Учась, он жил тем, что на рассвете собирал на близлежащем рынке оброненные покупателями монетки, а вечером разгружал вагоны на товарной Москве. Он вынес всё, и Москва вывела его в люди, дала ему, вечно голодному, вместе с образованием кусок хлеба. Наверное, не раз смотрел он на звёзды кремлёвских башен, и были они для него и надеждой, и защитой, и счастливым будущим… Всю жизнь не прерывалась его связь с этим городом: по работе он бывал в Москве каждый месяц. И ни у кого из подружек не было таких игрушек, как у меня с сёстрами. Потому что – из Москвы!
А может, всплывала более поздняя память моего дяди, мальчика-сироты, сына репрессированного отца – моего деда? Дядю тоже Москва приютила и дала образование. Наверное, и он с надеждой смотрел на свет кремлёвских звёзд.
Или это говорила во мне память его сына, моего двоюродного брата, учившегося в Москве в шестидесятых и ставшего москвичом? И ему, студенту, а потом и профессору, о чём-то шептали башни Кремля? Родственные связи с братом утрачены, но вот пришло время, и Москва напомнила о них.
Позже, после нескольких лет проживания в ней, Москва подарила мне ещё один привет из прошлого. Именно в ней нашлась Атлантида, так страстно искомая мной и подругой-островитянкой. Когда я услышала по телефону совершенно не изменённый временем и по-прежнему дорогой голос, то поняла, что Москва для меня – город, где осуществляется связь времён. Она – мостик из прошлого в настоящее и будущее. И возник экспромт:
Москва, ты, как Арбат, течёшь из детства,
И именем не менее странна.
Москва, и вот уже очнулось сердце
От памяти беспамятного сна,
И перекинут мост между мирами,
И прошлое с реальностью сошлось,
И будущее где-то здесь, меж нами,
Ещё незримо, тихо родилось.
* * *
Прошло три недели Лериной безработицы. Финансы её пели романсы. У Ольги она уже жила в долг. На четвёртой неделе состоялось собеседование, положившее конец Лериным мытарствам.
От отчаяния Лера записалась на вакансию к двум детям – близнецам трёх лет (оплата была хорошей). К счастью, родители потом решили, что няня нужна одному мальчику. Пришедшие на собеседование две женщины – молодая, синеглазая, роскошная, с весёлым и энергичным лицом, и пожилая, интеллигентного вида – произвели на Леру приятное впечатление. Как оказалось потом, Лера на них – тоже. И вот совершенно неожиданно Лере открылся путь на Рублёвку, заказанный ей когда-то бывалой тёткой из первых её московских агентств. Синеглазая была мамой ребёнка, пожилая – её свекровью. Они отобрали Леру и ещё двух женщин на пробные дни.