– Дорогая моя столица! Кипучая, могучая… Москва моя, ты самая любимая!
А мне не нравится, когда что-то навязывают, тем более – любовь. Любовь, считаю я, должна зарождаться в тишине сердца…
И лишь попав на московские улицы, поняла, как сильно ошибалась. Ступив на них, я попала в детство. Как же я забыла?
– «У нас на Якиманке вхожу я в каждый дом», – вспомнилось мне. Якиманка, Божедомка, Ордынка и непонятная волшебная Маросейка – в детстве я жила на этих улицах вместе с московскими девочками и Агнией Барто. Вместе с ними собирала железный лом, прыгала через скакалку:
– «Я и прямо, я и боком, с поворотом и прискоком…» Вместе с ними чертила классики на потрескавшихся тротуарах старых улиц. Эти улицы дышали историей, но для меня сегодняшней они дышали детством – далёким счастьем с мамой, отцом, сёстрами и бабушками. Из-под пыльного пласта времени воздух детства пахнул на меня так свежо и тревожаще, что перевернулась душа…
Ужасное разочарование испытала я, когда прочла табличку на Маросейке. Оказывается, на ней жили украинцы, недаром вокруг Хохловы переулки. Была она, видимо, Малороссейкой, да со временем один слог потерялся и получилась Маросейка. А мне-то в детстве казалось, что на этой улице моросит какой-то необыкновенный дождь серебряными, золотыми, разноцветными нитями.
А ещё я в детстве хорошо помню Моховую и Малую Бронную, где не спят и ждут никогда не вернувшихся детей. Как хотелось мне тогда заглянуть в эти неспящие окна с воспалёнными лампами…
А юность моя, оказывается, помнит Арбат, на котором я прежде не бывала. Но она помнит, что в одном из арбатских переулков стоял старый дом, из окна которого, оседлав кухонную щетку, навсегда улетела в ночь таинственная красавица, а за нею следом глупая домработница на борове…
Она, моя юность, помнит и любит Арбат ещё потому, что там жил знаменитый незнакомец, певец и гражданин этой улицы. Неизвестным образом целиком забирал он моё сердце, когда я слышала негромкое:
– Ты течёшь, как река, странное название…
Попав в Москву, я пошла к нему на свидание. Через много лет, но оно состоялось, когда я увидела сутулую бронзовую фигуру поэта на воспетой им улице… И с тех пор я лелею мечту идиотки: вместе с уличными музыкантами спеть возле него песенку об Арбате.
А ещё со мной что-то происходило, когда я видела Кремлёвские стены и башни, они действовали на меня необъяснимо. Никогда я не была ура-патриоткой и к существованию Кремля относилась без пиетета. Но возле него я чувствовала себя могучей, возле него возникало ощущение покоя. Я долго не понимала, откуда это берётся, не из-за высоты же стен и башен? Но потом, кажется, додумалась: наверное, это генная память, наверное, прав был Карл Юнг с его коллективным бессознательным. Иначе откуда чему взяться? Это стучала в моё сердце, как пепел Клааса, память далёких моих предков, для которых Кремль был реальной защитой и крепостью.