Осень без любви (Рожков) - страница 41

Мы — вечные должники перед природой. С детства она учит нас понимать и ценить красоту, воспитывает в нас мужество и доброту. Почему же мы, проснувшись утром, любуясь солнечным восходом, не спрашиваем себя, что я сделал, чтобы вернуть долг, что сделал вчера, что сделаю сегодня и завтра, чтобы земля, на которой живу, стала лучше?

Мы самозабвенно, подчас рискуя жизнью, боремся с природой, покоряя тайгу и тундру, не придется ли нашим детям или внукам, осудив наше чрезмерное рвение, возвращать кое-что в природе к «первоисточнику»?

Странное и в принципе вредное донкихотство отца Кольки Гаврилова кажется мне порой не лишенным смысла.

Я иду в соседнюю комнату, где в кроватке лежит мой десятимесячный сын. Малыш, оказывается, не спит. Он поворачивает золотистую головку и смотрит на меня. Взгляд его чист и свеж, как утренний воздух над летними лугами далекой любимой Рязанщины.

Пойму ли я его, когда он вырастет? Поймет ли он мою тревогу за его судьбу? Казалось бы, чего уж проще, — понять друг друга, люди же мы, но в жизни все бывает по-иному. Может быть, прежде чем понять других, нужно понять себя? Для того мы и вспоминаем детство, чтобы разобраться в самих себе, а разобравшись, стараемся понять своих детей? А может, умение понимать других своего рода талант, а талант так редко встречается на земле?

Мои сверстники, военная безотцовщина, воспитанные иссушенными тяжелой работой и горем матерями, не знавшие большего лакомства, чем краюха черного хлеба, выросли, стали врачами, инженерами, рабочими — хорошими людьми. Кем станут наши дети, обеспеченные, заласканные, воспитанные по книгам доктора Спока и педагога Сухомлинского? Кем? Я верю, что станут тоже хорошими людьми, и эта вера выросла из судьбы моего отца, простого крестьянина, из судьбы друга детства Кольки Гаврилова, из судьбы его отца, наполненной горечью и обидами, из судеб многих людей, с кем мне довелось встретиться, с кем и теперь работаю и живу, и даже из судьбы самой России.

В комнате сгустились синие зимние сумерки. Я вдыхал эту синеву и думал о Кольке, о котором был написан очерк, и о его отце, о котором никогда не писали в газетах.

Новогодний бал в Анадыре

1

В гостиничном номере холодно и неуютно. Агапов лежит на кровати, накрывшись тяжелой шубой, и листает «Огонек».

Журнал он просматривает третий или четвертый, раз — черно-белые и цветные снимки так примелькались, что он только на мгновение задерживает на них взгляд.

Было часов семь вечера. Гостиницу наполнил праздничный, возбужденный гул, знакомый всем, кому довелось отмечать праздники в командировке.