Отодвинув ящик, оказавшийся неожиданно легким, ювелир обнаружил, что в стенке его, обращенной к двери, прорезано отверстие; другое, такое же, прорезано в двери, а шкафы и касса магазина, разумеется, пусты.
Расследование такого дела не приносит славы, но требует много времени и множества людей. Грабители не оставили ни малейших следов, ни единой улики.
Способ, использованный ими, был совершенно новым, и поэтому мы не могли отнести грабителей ни к одной из категорий знакомых нам злоумышленников.
У нас в руках был лишь ящик, самый обыкновенный ящик, только очень большой, и уже три дня не менее дюжины инспекторов ходили по фабрикам, где изготовляют и используют такие ящики.
Итак, я вернулся к себе в кабинет и хотел вновь приняться за рапорт, как вдруг зазвонил внутренний телефон.
— Это вы, Мегрэ? Зайдите ко мне на минутку.
В этом тоже не было ничего удивительного. Шеф чуть-ли не каждый день вызывал меня, иногда даже по нескольку раз, помимо доклада; я знал его сызмальства, он часто проводил отпуск неподалеку от нас, в Алье, и дружил с моим отцом.
Шеф, на мой взгляд, был и впрямь шефом в полном смысле этого слова: именно под его руководством я получил, так сказать, боевое крещение в уголовной полиции, именно он, отнюдь мне не покровительствуя, незаметно, издалека следил за моими успехами, именно он у меня на глазах, весь в черном, в котелке, надвинутом на лоб, шел один под пулями прямо к двери дома, где засел Бонно со своей шайкой, двое суток не подпуская полицию и жандармов.
Я говорю о Ксавье Гишаре, человеке с лукавым взглядом и длинными седыми волосами, придававшими ему сходство с поэтом.
— Входите, Мегрэ.
Утро было таким темным, что на письменном столе шефа горела лампа под зеленым колпаком. Сидевший в кресле у стола молодой человек встал и протянул мне руку, когда нас представили друг другу.
— Комиссар Мегрэ — месье Жорж Сим, журналист…
— Не журналист, а романист, — поправил молодой человек, улыбаясь.
Ксавье Гишар тоже улыбнулся. Одной из своих улыбок, отражавших все оттенки его мысли. Не чужд он был и своеобразной иронии, но ее замечали только те, кто хорошо его знал, другие же часто принимали за наивность.
Он обратился ко мне с очень серьезным видом, будто говорил о чрезвычайно важном деле или весьма значительной персоне:
— Как романист, месье Сим желал бы ознакомиться с работой уголовной полиции. Он мне сейчас сообщил, что развязка многих человеческих трагедий происходит здесь, у нас. Он также объяснил мне, что его не столько интересует механика расследования, которую он изучил по другим источникам, как обстановка, в которой протекают наши операции.