— А это Эндрю, — произнес Люк.
Я сунула свою птичью лапку в необъятную лапищу Эндрю, но стоило мне взглянуть в его лицо, как дежурная улыбка застыла на моих губах, словно приклеенная.
— Здрасте, — пролепетала я.
Эндрю склонил голову набок и как-то странно на меня посмотрел.
— Ани, если не ошибаюсь?
— Пройдите за мной, пожалуйста, — сказала администратор, увлекая нас вглубь ресторана, как намагниченных. Волосы Эндрю были пересыпаны сединой (так рано?). Я шла позади него, гадая, не обозналась ли я, и надеясь, что это тот самый человек, о ком я подумала.
У столика вышла заминка: мы решали, кому занять угловой диванчик. Люк предложил усадить на него «девочек» — ведь мы обе такие миниатюрные («Мне кажется, Ани, это был комплимент», — захихикала Уитни), а этот столик, как многое другое в Нью-Йорке, — почти игрушечный. В конце концов поэтому все и уезжают. Появляются дети, а с ними — необъятные сумки для покупок, мокрые зимние ботинки и коробки с дешевыми новогодними украшениями, которые месяцами пылятся в коридоре, пока кто-нибудь не грохнется на пол, зацепившись за ручку пакета. Так происходит великое переселение в Вестчестер или Коннектикут. Ну и валите на фиг (на этом месте Люк всегда смотрит на меня с упреком). А я хочу остаться здесь, обедать втридорога в тесных ресторанах, ездить на метро вместе с городскими сумасшедшими, работать в стеклянной башне, где размещается редакция «Женского» и обманчиво амбициозные редакторы женского глянца выбивают из авторов больше серьезных статьей и меньше клубнички. «И что теперь прикажете делать? Удавиться резинкой для волос, которой мы советовали читательницам перевязать атрибуты своих благоверных? — взревела однажды Лоло, когда ей не предложили ни одной идеи для статьи на тему орального секса. — Секс повышает продажи!» Возможно, Нью-Йорк не казался бы таким игрушечным, если бы в нем поубавилось охотниц на мужиков. Сразу стало бы легче дышать и проще ездить по городу. Впрочем, думается мне, за это я и люблю Нью-Йорк — здесь надо драться за место под солнцем. И я буду драться, никого не щадя.
Мы расселись. Я оказалась напротив Эндрю, Люк — напротив Уитни. На предложение пересесть Люк ответил заезженной шуткой, что ему не придется, как тому незадачливому любовнику из анекдота, сползать под стол, если в дверях ресторана покажется мой муж. Эндрю то и дело задевал мое колено своим, хотя я изо всех сил вжалась в спинку дивана. Мне хотелось разом оборвать это светское щебетание и плоские остроты, чтобы в тишине взглянуть Эндрю в лицо и спросить: «Это действительно вы?»