Катя засмеялась, забыв на время неприятный инцидент.
— Давайте ваш телефон, — просто сказала она, — не обещаю, что позвоню, но номер в урну не выброшу.
Девушка легко пошла к видавшему виды «Жигуленку», а незнакомец по имени Михаил остался стоять на песке. Она не знала, что после ее ухода он вскочил на мотоцикл и бросился за ней, прячась за проходившими машинами.
— Вот как это бывает! — сказала тетя Тоня, закрывая холодильник и вставляя висячий замок в дужку замка. — Человек спокойно ложится спать, утром ему на работу идти, а позавтракать и нечем. Ты бы хоть в полицию написал на них, что ли? Или припугнул? Может, у меня, Стасик, продукты возьмешь?
О, немалые богатства таил в себе Тетитонин холодильник. Соседи так и называли его уважительно — «Тетитонин». С вожделением поглядывали они на его пузатую дверцу, на его горделивые бока.
— Хозяйка! — одобрял дядя Паша, рассматривая замок и ощупывая толстенькие дужки.
Дядя Паша хоть и выпивал иногда, но он любил порядок и всегда подметал пол в густонаселенном коммунальном коридоре.
Замок на холодильник тетя Тоня приварила не из-за соседей — они и так ее боялись. А из-за сына, которого тетя Тоня безуспешно воспитывала некоторое время, да потом бросила.
— Может, у меня продукты возьмешь? — еще раз спросила тетя Тоня.
— Обсуждаете вопрос питания? — спросили выползший на кухню Вован, трезвый по случаю утреннего пробуждения.
— А можешь у меня полакомиться! — Вован заржал и широким жестом открыл свой холодильник, который мамочка ему купила по случаю.
Стас, зная один из приколов парня лоботряса Вована, все равно смеется. На единственной полке его холодильника стоит пара единственных ботинок.
— Ты бы их помыл, что ли? — даже не улыбнувшись, произносит тетя Тоня.
— Зачем? Я же их надену сейчас! — возражает сын.
— Чтобы полку не пачкать! — в сердцах кричит его мама и уходит в свою комнату, хлопнув дверью.
— Пойду в магазин сбегаю, — сказал Стас.
Алкоголики уже проснулись. Томимые жаждой, они почковались возле небольших ночных магазинчиков, переползая из кучки в кучку в надежде на опохмелку. Но сегодня Стас ничего не замечал. В его душе все поет. «Ах, как же она золотисто смеется! А как капризно надувает губки!»
Очередей не было. Продавец, едва взглянув на Стаса, потеряла к нему всякий интерес. Ее любознательность спотыкалась либо на солидных господах средних лет, либо на пьющих — и те, и другие были неожиданно щедры.
— Ирочка! — сердце Стаса вздрогнуло сладкой негой.
— Ирочка! — бубнил рядом стоящий покупатель испитого вида. — Солнышко! Ну последний разочек! Ты же знаешь, я всегда отдаю…С получки, вот те крест, чесс-слово отдам, — мужик истово перекрестился.