Эбнех долго смотрел на Шизумаата, а потом проговорил:
— В таком случае скажи, Шизумаат, должны ли мы подчиняться желаниям Ааквы, передаваемым его жрецами?
— Если это добрый закон, то им нужно пользоваться; если нет, то его следует отвергнуть, как поступил Ухе с Законом Мира.
Эбнех сузил глаза; соседи Шизумаата отодвинулись от него, чтобы их не задел гнев, который вот-вот обрушится на дитя Кадуаха. Жрец угрожающе спросил:
— Не хочешь ли ты сказать, Шизумаат, что законы Ааквы могут быть ложью?
Я зажмурился. Эбнех принуждал Шизумаата к богохульству. Я пытался предостеречь Шизумаата взглядом, но он не обращал на меня внимания. Я знал, куда клонит Эбнех, Шизумаат был достаточно разумен, чтобы тоже это понять; тем не менее он был слишком упрям, чтобы испугаться боли, которую испытает, принимая от жрецов наказание за богохульство.
— Если законы исходят от жрецов, — молвил Шизумаат, — то это значит, что они порождены смертными, обреченными ошибаться, то есть могут оказаться ложными.
Эбнех выпрямился.
— А если законы исходят от Ааквы?
— Тогда или Ааква небезупречен, или Ааквы вообще не существует. Вот что я вижу в Предании о Ухе.
В храме повисла зловещая тишина. Я подбежал к Шизумаату и схватил его за руку.
— Думай, Шизумаат! Думай, что говоришь!
Шизумаат вырвал у меня руку.
— Я подумал, Намндас, потому и дал такой ответ.
Эбнех оттолкнул меня от ученика.
— Лучше отойди, Намндас, если не хочешь навсегда застрять у стены Мадаха.
Жрец так разгневался, что мне в лицо полетела его слюна. Я испугался и не смел утереться. Он медленно обернулся к Шизумаату:
— Известно ли тебе, как ты поплатишься за свои слова?
— Да, Эбнех, я знаком с правилами, — ответил ему Шизумаат с улыбкой.
— Зная их, ты все равно издеваешься над ними?
— Не издеваюсь, а ставлю их под сомнение; я сомневаюсь в их происхождении; мне сомнительна их действенность. Знаю, жрецы выпорют меня за мои слова; но вот какой вопрос я вам задаю: докажет ли порка существование Ааквы и истинность его законов?
Жрец издал странный звук, словно его душили, и убежал от стены Мадаха, выкрикивая на бегу злые приказания. Шизумаата ждала кара Бога Дневного Света.
Утром, Когда Прародитель Всего осветил восточные колонны храма, я поднялся по ступеням и обнаружил Шизумаата на коленях среди колонн. Шизумаат прижимался щекой к камням пола. Камни были забрызганы темно-желтой ученической кровью. Глаза Шизумаата были зажмурены, грудь вздымалась. Позади него стояли двое жрецов с розгами. Сбоку стоял Эбнех и повторял:
— Подними голову, Шизумаат. Подними голову!