Шизумаат уперся ладонями в окровавленные камни, оттолкнулся и оказался на корточках; утренний свет Ааквы озарил его серое лицо.
— Поднял.
— Что же ты видишь?
Шизумаат поколебался, прищурился, глубоко вздохнул.
— Я вижу прекрасный утренний свет, который мы именуем Ааквой.
Эбнех наклонился над ним и прошипел в самое ухо:
— Является ли свет богом?
— Не знаю. Что ты подразумеваешь, говоря «бог»?
— Бог! Бог — это Бог! Уж не безумен ли ты?
— Чрезвычайно своевременный вопрос, Эбнех!
Одной рукой Эбнех схватил Шизумаата за плечо, другой указал на Аакву.
— Не есть ли это Прародитель Всего?
Шизумаат опустил плечи и медленно покачал головой.
— Я не знаю.
— А о чем говорит тебе твоя спина, Шизумаат?
— Моя спина говорит мне о многом, Эбнех. Она говорит, что ты недоволен мной; она говорит, что если усердно хлестать по живому мясу, из него брызнет кровь; она говорит, что это больно. — Шизумаат поднял глаза на Эбнеха. — Но она не говорит мне, что Ааква — бог; она не говорит мне, что законы жрецов — священная истина.
Эбнех поманил двоих с розгами.
— Секите его до тех пор, пока спина не расскажет ему об Аакве.
Один из слуг в ответ бросил розгу, развернулся и ушел в храм. Другой некоторое время смотрел на Шизумаата, а потом отдал розгу Эбнеху.
— Спина уже рассказала Шизумаату все, чему может научить розга. Возможно, ты сам придумаешь довод поубедительнее, Эбнех.
И второй слуга развернулся и удалился в храм.
Эбнех смотрел вслед обоим слугам; потом он отбросил розгу и посмотрел на Шизумаата.
— Почему ты восстаешь против Ааквы? Почему сопротивляешься мне?
— Я не восстаю ни против него, ни против тебя. Я только говорю правду, которую вижу; или ты предпочел бы, чтобы я тебе лгал? Послужило бы это на благо истине?
Эбнех покачал головой.
— Ты позоришь своего родителя.
Шизумаат уронил голову и так сидел до тех пор, пока Эбнех не отвернулся и не убежал в храм. Тогда Шизумаат взглянул на меня:
— Отведи меня к себе, Намндас. Сам я не дойду.
Я поставил ученика на ноги.
— Хочешь, я отведу тебя в твой дом?
Шизумаат усмехнулся, превозмогая боль.
— Одно дело — когда меня бьют за то, что я понимаю правду, и совсем другое — когда родитель побьет меня за то, что я уже побит. Это получится уже перебор.
Шизумаат закрыл глаза и упал мне на руки. И я потащил ученика из храма в мою келью за площадью.
Поправившись, Шизумаат опять присоединился к своему классу у стены Мадах. Я с удивлением увидел его там снова и еще больше удивился тому, что остался в классе старостой. Единственная перемена состояла в том, что учеников слушал теперь не Эбнех, а сменивший его жрец по имени Варрах. И выслушал Варрах чтение Шизумаата и его собственные рассуждения о законах Ааквы и смысле Предания об Ухе.