Я замолчала и коварно улыбнулась, глядя прямо в объектив. Я видела, как Бен ухмыляется за камерой. Казалось, ему очень нравилось выступление, поэтому я продолжила.
— Я пошла в лагерь Олоферна и предложила себя в качестве наложницы. Солдаты знали, чего я хочу, или по крайней мере думали, что знают. Меня отвели к Олоферну в шатер. Увидев меня, он был покорен.
Я снова остановилась и внимательно посмотрела на Бена. Он не сводил с меня глаз, направляя на меня камеру, и его губы четко произнесли:
— Продолжай.
— Олоферн испытывал голод… и жажду тоже. — Я села перед Беном и заговорила тише. — Поэтому я и предложила ему выпить вина. Когда он утолил жажду, я налила ему еще. А когда бутылка опустела, я попросила подать другую. Сначала Олоферн отказывался, но у меня были свои способы сделать его покладистей.
Бен ухмыльнулся, а я встала, сделала шаг назад и отвернулась. Стоя к нему спиной, я развязала верхние завязки так, чтобы кимоно сползло, обнажив низко вырезанное нижнее платье. Я удостоверилась, что сабля надежно спрятана, и повернулась. Я заметила, что камера вздрогнула в руках моего владельца, свидетельствуя о его нервном возбуждении. Потом я наклонилась ближе к нему и объективу. Я видела, как он уставился на мой голый живот. Через несколько секунд я продолжила свою историю.
— Я выжидала. Олоферн пьянел и все больше вожделел меня. Но я не позволила ему дотронуться до моего тела. Вместо этого я убедила его выпить еще чуть-чуть, потом еще, пока он не уснул. Тогда я вытащила саблю. — С этими словами я достала изогнутую турецкую саблю из ножен и направила ее Бену в лицо. Камера задрожала еще сильнее. Я отступила назад и захохотала, поводя саблей из стороны в сторону. — И двумя ловкими ударами, — продолжила я, — отсекла ему голову!
Бен по-прежнему вел съемку, но сам с беспокойством смотрел на меня поверх камеры. Я сделала выпад в его сторону, он увернулся, и я уронила саблю на пол. Затем я вытащила из коробки искусственную голову и, держа ее в левой руке, с безумным видом покачала ею перед Беном.
— После этого я взяла голову Олоферна и понесла ее своему народу, чтобы показать: вот хозяин, который не сможет больше вами распоряжаться!
Я замерла в позе Юдифи с картины Климта и неотрывно смотрела на Бена ее сумасшедшим сладострастным взглядом. Голова медленно качалась у меня в руке, а в комнате воцарилась полная тишина.
Затем Бен начал смеяться, а я низко поклонилась и принялась одеваться.
— Снято, — сказал он, выключая камеру и обрушиваясь на диван. — И убери эту чертову штуку. — Бен со смехом указал на голову: — Она отвратительна.