– Боги показали, что Гордята Всеславович не прав в своих притязаниях. Более Горазду Гореславичу не надо ничего из своей добычи, мечом взятой, отдавать. Гордяте следует выплатить головное за справедливый суд в десять гривен и три гривны Горазду за слова поносные. Если, конечно, он не захочет суда поединком.
– Не захочет! – надменно крикнул в ответ Горазд.
– Не много ли ты силы на себя берёшь, Ксянтин?! – заорал в ответ Гордята. – Ты Добрыней оставлен, пока он в походе. Добрыня покуда не вернулся, а ты уже княжьим судом гривны себя в мошну тянешь?
– Это куда он тянет?! – выкрикнули охотники из пристяжи Горазда.
Сразу поднялся гомон, посадник махнул рукой – и воины опять зарубили в рога. Мощный звук заполнил Вече, приглушил ропот, заставил ощутить неприятную пустоту в животе.
– Я здесь – голос Добрыни, – спокойно, без намёка на угрозу, произнёс посадник, – который в Новгороде поставлен князем нашим Владимиром Святославичем. Или про князя нашего чего худое хочешь сказать? Так ты не робей, говори. А ещё жалобу можешь отправить в Киев, посмотрим, чья сторона возьмёт.
Гридни посадника так красноречиво поглаживали рукояти мечей, что становилось понятно: им бы очень хотелось, чтобы Гордята сказал что-то не то.
– Видный муж, посадник наш, – утирая кровь с лица, сказал Будим. – Говорят, будто он незаконнорожденный сын Добрыни. Рабичич, каким Владимир когда-то был, а теперь погляди, кем стал.
Боярин Гордята тоже поглядел на гридней, на толпу неревцев с разбитыми рожами и ничего не сказал.
– Ну что ж, раз ты молчишь, боярин, – продолжил Ксянтин, – я скажу: за хулу на княжий суд тебе приговаривается ещё вира, в три гривны. Уплати за её до новой луны.
Это заявление новгородцы встретили тихим ропотом, причём все концы – не любят новгородцы, когда на них княжью узду накидывают.
– Вече окончено, расходитесь, люди новгородские, – объявил посадник. – Но помните: ежели кто за обиду или кровь, на вече пролитую, спросить вздумает, будет наказан по Правде и уплатит виру.
– Видел, умеешь ты драться. – Будим хлопнул Данилу по спине так, что у того дыхание перехватило.
Молодцов глянул на дружинника: под глазом фингал, костяшки на кулаках в кровь сбитые.
– Ну я же говорил.
– Говорил, верно, я за тобой даже не поспевал. Ловок ты, не то что эти шкуродёры. Здорово мы неревских отделали! Надо выпить за это. Жаворонок, Ломята, с нами?
– А как же.
– Погодите, может, надо к своим зайти, сказать, что всё нормально?
– Да брось ты, неужели думаешь, что Воислав решит, будто его обережников могли какие-то плотники побить на вече? Пошли. Знаю я тут один хар-роший домик…