После неудачного опыта с подполковником, который здорово разочаровал ее, Дуська принципиально перестала следить за своей внешностью, подстриглась под полубокс, редко умывалась и вечно ходила в замасленном комбинезоне. Она деловито, по-мужски материлась, вставляя матюги для связи слов в предложении. Летчики стали именовать ее Евдокимом и даже в докладах начальству, хоть и устно, но вполне официально, называть ее — Громовым. Поскольку летный состав обновлялся часто, то некоторые новоприбывшие пилоты месяцами не догадывались, что «младший лейтенант Громов» — женщина. Узнав же, произносили сакраментальную фразу из оперетты «Давным-давно»: «Корнет, вы — женщина?!» — и удивлялись, как это можно дойти до жизни такой.
Зимой 1942/43 года у Дуськи появился странный «ухажер». Однажды, когда она везла в штаб корпуса документы, за ней увязался «мессер». Такое уже бывало не раз, хотя и не часто. Один раз немца отогнали «ястребки», в другой раз спасли сгущающиеся сумерки, в третий — выручил лес, которым прикрылась Дуська, удрав на бреющем полете. А в этот день Дуська подумала, что ей хана. Небо было морозное, чистое, до темноты далеко, своих самолетов близко нет, внизу ровная, как стол, заснеженная степь. «Ой, мамочка! — пискнула Дуська в ларингофоны. — Пропала!» Мальчишеский басок, которым она говорила в нормальных условиях, превратился в самый что ни на есть девичий писк. Видимо, приемник у пилота «мессера» донес до ушей фашиста этот крик души, потому что Дуська услышала в наушниках раскатистый хохот и сытый, сочный баритон:
— О-о-о! Медхен! Фрейлейн! Девошка, ком цу мир! Вильст ду мит мир флиген? Давай, давай! Одер верде их пупу! Ха-ха-ха-ха! Ком цу мир, плен… Водка, музик, танцен, яа? Ха-ха-ха! «Мессершмитт» — гут, «Поликарпофф» — капут!
— Хоть бы пулемет был! — сказала Дуська. «Мессер», не открывая огня, промчался над самым «кукурузником», развернулся и, описав круг по горизонтали, снова вышел в хвост Дуськиному аэроплану.
— И я тибья луплю! — сказал немец на втором заходе.
— Да лупи ты, идол! — с отчаяния сказала Дуська, чтобы кончилось наконец это издевательство. Но немец опять не выстрелил. Гогоча, он пролетел над ней, да еще выпустил зачем-то шасси. Обутое в синтетическую резину колесо просвистело всего в паре метров над верхним крылом биплана.
— Их гее нах хаузе, — сказал немец, — бензин малё… Абер их ком видер!
И «мессер» отвалил. Дуська заметила на его фюзеляже пикового туза.
Всего полмесяца спустя Дуська встретилась на аэродроме со своей детдомовской подругой.
Майор, сопровождавший Клаву, устал слушать болтовню на детдомовские темы и отправился еще раз побеседовать с командиром полка.