– Так, давайте-ка по порядку, – вмешался Августин Каэтанович. Он сидел, свесив руки между колен, и то смотрел на траву у своих ног, то переводил взгляд на мое лицо. – Графиня Рейтерн – а лично у меня нет сомнений, что она стоит за всем этим – привозит в замок чужого человека и выдает его за своего сына. Вопрос: как ей это удалось?
– Наверное, настоящий сын был тогда заперт в лечебнице доктора Фридрихсона, – предположила я. – А что касается подмены… Графиня с детьми много лет не была в замке. Предыдущий управляющий уволил большую часть слуг, в замке остались только те, которые пришли уже после отъезда графини.
– Нет, был еще старый дворецкий, – напомнил Августин Каэтанович. – О нем вы забыли.
– Да, верно, но потом управляющий умер от воспаления легких, а дворецкому устроили появление призрака, который якобы поманил его к себе. И он был так впечатлен этим, что действительно вскоре умер.
– То есть последние люди, которые знали настоящего графа – дворецкий и управляющий Блуменау – исчезли, – подытожил Августин Каэтанович, – а Рудольф Креслер, судя по всему, имел дело не с молодым графом, а с его матерью. Помните? Креслер узнал только графиню Рейтерн, когда она приехала со своими спутниками.
– Если бы Креслер знал графа в лицо, графиня не стала бы затевать подмену, – кивнула я. – Вы совершенно правы.
– Тут не только это, – задумчиво пробормотал Августин Каэтанович. – Старый доктор Данненберг, который лечил семью графа и знал его детей, умер. Отец нынешнего доктора, который, вероятно, знал Рейтернов, тоже умер. Пастор Тромберг в приходе около десяти лет, а я и того меньше. – Он нахмурился. – Помните, как тот, кого мы считали Кристианом, отказывался от всех приглашений? Он не покидал замка, а все почему? Вдруг бы нашелся кто-то, кто видел настоящего графа и понял, что это другой человек… И конечно, тому Кристиану, которого мы видели, на самом деле было не двадцать с небольшим, а ближе к тридцати. Он очень старался выдержать свою роль, но кое-что его выдавало… разные детали… Даже по речи можно было проследить, что жизненный опыт у него не как у двадцатилетнего. Ах, как же мы были слепы!
Я кашлянула.
– Когда мы разговаривали с вами в саду замка несколько лет назад, вы сказали, что вам что-то не нравится в графине Рейтерн и ее сыне, – напомнила я. – Могу я узнать, что именно вы имели в виду?
Августин Каэтанович поморщился.
– Мне следовало раньше догадаться, что дело нечисто, – ответил он с видимым неудовольствием. – Графиня и молодчик, которого она представляла как своего сына, смотрели друг на друга не как родственники. Есть, понимаете, взгляды и взгляды, и она… – он замялся, но все же закончил, – она смотрела на него как на своего любовника.