– Нечего лазать в чужие письма, – огрызнулась я.
– Ой-ой-ой, какие мы нежные! – зло передразнила мать.
– Ты ведешь себя, как… – завелась я.
– Ну, как кто? – Она подбоченилась, глаза ее сверкали. – Что ты хотела мне сказать, а?
– Как старая вздорная баба! – крикнула я ей в лицо. – И не смей больше трогать мои письма! Потаскуха!
Я ожидала очередной истерики, но мать превзошла мои ожидания.
– Да с таким отцом, как у тебя, не имеет никакого смысла хранить верность! – задорно прокричала она.
– Вот и поговорили, – чувствуя стыд, и досаду, и отвращение, бросила я и ушла, чтобы ее не видеть.
Второпях я забыла в гостиной свои покупки, и мне пришлось за ними вернуться. Когда я снова вошла в гостиную, мать уже развернула шаль и примеряла ее на себя, вертясь возле зеркала и напевая себе под нос. Я сдернула с нее шаль и забрала коробку с купленной сумочкой.
– Хамка! – припечатала меня мать. – Жлобиха!
Я заперлась в кабинете, взяла раскрытое письмо Артура и, не читая, изорвала его в клочья, но легче мне не стало. Ружка поглядела на меня и предпочла забиться под стол.
У отца был выходной, но дома его не оказалось. Он появился лишь в пятом часу вечера, когда надо было собираться в гости к Юрису.
– Твоя омерзительная дочь мне нагрубила, – объявила ему мать. – Написала скверную книжонку и думает, что теперь может дерзить родителям! Ты совершенно запустил ее воспитание!
– Интересно, почему мне она никогда не грубит? – сухо спросил отец.
– Ах, так я опять во всем виновата?
И она рассмеялась неприятным горловым смехом, которого я раньше за ней не замечала.
– Настя, Саша, вы готовы? – крикнул отец.
– Что такое, вы куда-то идете? – встревожилась мать. – Без меня?
Во избежание скандала нам пришлось согласиться на то, чтобы она пошла с нами.
Битый час она наряжалась и красилась, но все равно осталась недовольна конечным результатом. Пока мы ехали к Юрису в нанятом экипаже, мать объявила отцу, что ей нужно новое платье, три модные шляпки и зонт, а затем переключилась на меня. По ее словам, я не умела тратить деньги с умом. Она раскритиковала мое платье, новую сумочку и шаль.
– Торговцы видят, что ты ни в чем не разбираешься, и дерут с тебя втридорога! Настя, ну ведь так же нельзя!
Юрис с женой и детьми жил на Улиховской улице, зеленой и спокойной, где стояли особняки, окруженные большими садами. Мы с отцом рассчитывали на приятный вечер, который мы проведем с нашими друзьями из Шёнберга – Августином Каэтановичем, Карлом Гофманом и хозяином дома, – но выяснилось, что жена Юриса настояла на том, чтобы пригласить своих знакомых и родственников, так что в общей сложности собралось не меньше сорока человек. Сад был освещен китайскими фонариками, на веранде играл небольшой оркестр. Отчасти эта суета меня немного успокоила, так как отвлекала внимание гостей от моей матери, а я больше всего опасалась, что ее поведение произведет на них нежелательное впечатление. Она же, очевидно, решила, что вечер является хорошей возможностью пофлиртовать, и ринулась в атаку. Не знаю, хотела ли она таким образом позлить отца или действительно рассчитывала поймать в свои сети кого-то, кто заменит ей Колесникова, но она улыбалась мужчинам, говорила двусмысленные пошлости, заискивала, задавала вопросы, женат ли тот или иной гость, и мне было так неловко на нее смотреть, что после ужина я сбежала в сад.